Граф Монте-Кристо. Александр Дюма

чем бы расковырять стену, отбить сырую известку и вынуть камень.

      Но у него ничего не было, ни ножа, ни острого орудия; были железные прутья решетки; но он так часто убеждался в ее крепости, что не стоило и пытаться расшатать ее.

      Вся обстановка его камеры состояла из кровати, стула, стола, ведра и кувшина.

      У кровати были железные скобы, но они были привинчены к дереву винтами. Требовалась отвертка, чтобы удалить винты и снять скобы.

      У стола и стула – ничего, у ведра прежде была ручка, но и ту сняли.

      Дантесу оставалось одно: разбить кувшин и работать его остроконечными черепками.

      Он бросил кувшин на пол: кувшин разлетелся вдребезги.

      Дантес выбрал два-три острых черепка, спрятал их в тюфяк, а прочие оставил на полу. Разбитый кувшин – дело обыкновенное, он не мог навести на подозрения.

      Эдмон мог бы работать всю ночь; но в темноте дело шло плохо; действовать приходилось ощупью, и вскоре он заметил, что его жалкий инструмент тупится о твердый камень. Он опять придвинул кровать к стене и решил дождаться дня. Вместе с надеждой к нему вернулось и терпение.

      Всю ночь он прислушивался к подземной работе, которая шла за стеной, не прекращаясь до самого утра.

      Настало утро; когда явился тюремщик, Дантес сказал ему, что он вечером захотел напиться и кувшин выпал у него из рук и разбился. Тюремщик, ворча, пошел за новым кувшином, не подобрав даже черепков.

      Вскоре он воротился, посоветовал быть поосторожнее и вышел.

      С невыразимой радостью Дантес услышал лязг замка; а прежде при этом звуке у него каждый раз сжималось сердце. Едва затихли шаги тюремщика, как он бросился к кровати, отодвинул ее и при свете бледного луча солнца, проникавшего в его подземелье, увидел, что напрасно трудился полночи, – он долбил камень, тогда как следовало скрести вокруг него.

      Сырость размягчила известку.

      Сердце у Дантеса радостно забилось, когда он увидел, что штукатурка поддается; правда, она отваливалась кусками не больше песчинки, но все же за четверть часа Дантес отбил целую горсть. Математик мог бы сказать ему, что, работая таким образом года два, можно, если не наткнуться на скалу, прорыть ход в два квадратных фута длиною в двадцать футов.

      И Дантес горько пожалел, что не употребил на эту работу минувшие бесконечные часы, которые были потрачены даром на пустые надежды, молитвы и отчаяния.

      За шесть лет, что он сидел в этом подземелье, какую работу, даже самую кропотливую, не успел бы он кончить!

      Эта мысль удвоила его рвение.

      В три дня, работая с неимоверными предосторожностями, он сумел отбить всю штукатурку и обнажить камень. Стена была сложена из бутового камня, среди которого местами, для большей крепости, были вставлены каменные плиты. Одну такую плиту он и обнажил, и теперь ее надо было расшатать.

      Дантес попробовал пустить в дело ногти, но оказалось, что это бесполезно.

      Когда он вставлял в щели черепки и пытался действовать ими как рычагом,