Мой конь розовый. Александр Карпович Ливанов

к тому же – что обязательно для лица руководящего, даже если им является миловидная женщина – видная и солидная собой, последний раз заглянув в текст доклада, пошла с ним на трибуну. В президиуме сидел весь Совет – жены полковников-отставников, передовики производства, один ученый старичок, «академик», глухой и суетливый, то и дело прикладывающий к уху морщинистую лапку: «чего-с?».

      – Товарищи члены Совета! Изучив материалы Призыва, а также доклады вышестоящих инстанций и материалы с указаниями к дальнейшему улучшению культмассовой работы, мы наметили нижеследующий план мероприятий…

      В числе многих мероприятий было и то, как и на что сменить живописные полотна в залах клуба. Замена шла хорошо – «Сталеваров» («полотно, масло, четыре на три, инвентарный номер такой-то») должна была сменить картина – «Байконур. Перед стартом» («полотно, масло, четыре с половиной на три и восемь, инвентарный номер такой-то»), «Стыковка на БАМе» (полотно, масло, шесть на два») на «После смены»… А вот «У конвейера» (соответствующие размеры и данные), сменяемого «художественной копией Данаи», – встретил заминку…

      – Я этого и ждала, – с видом женской проницательности, самодовольно глянула на президиум Председатель. – Я вас понимаю, товарищи… Сама была в сомнении… Копию сделал нам неизвестный художник К. Но его назвал талантливым известный художник Г.! Кстати, К. в зале. В чем дело? Видите ли, картина немного того. Как бы это сказать… Непривычная для клубов, что ли…

      – Это шедевр мировой живописи! А вам «непривычная»! – подал голос из зала художник К. Вы вот все получаете регулярно свои оклады да пенсии! А мне и семье – есть не надо? Так что ли? Полгода хожу – кто мне уплатит за мою работу?

      – Что-с? – сунул «академик» свое замшелое, мышиное ушко под крашенные губы какой-то полковницы. Он что-то наконец смекнул из ее усмешливо-снисходительного – все же старик, все же «академик» – шепота в мышиную норку его уха.

      – Давайте сразу и посмотрим – хэ-хэ! – Шедевр! Чего же волынить? В рабочем порядке! – вскинув подбородок к трибуне, возгласил «академик». – Демократично! Человеческий фактор на деле! Проще, все есть хотят!..

      Художник рысцой понесся за «шедевром». Принес, запыхавшись, водрузил его на два стула. Члены Совета окружили полотно. Помолчали, раздумчиво поджав губы, подходя и отходя, даже приседая, рассматривали «Данаю»…

      – Это что же – легенда?.. Как она в идеологическом смысле? – спросила какая-то дебелая полковница, медленно поворачивая свои выдающиеся стати. – Правильно ли нас поймут?..

      – Мировой шедевр ведь!

      – Мировой-то – мировой… Но на ней, простите, даже комбинации нет!.. – поддержала дебелую полковницу другая полковница, ничего не поворачивая, потому что была сухой и плоской, как доска…

      И здесь вступила в разговор Председатель. Картина еще не висела на стене, но уже висела на балансе. Художник получил аванс. Вдруг ревизия? А скоро и вовсе годовой отчет. Влипла в общем…

      – Я считаю,