С высоты птичьего полета. Сьюзен Кельман

нравилась быть востребованной, быть одной из «наших добрых голландок».

      В какой-то момент Генрих извинился, и дав ей понять, что скоро вернется, отошел пошептаться с другим офицером.

      Пока его не было, она бродила по комнате, любуясь всей этой красотой и представляя себе жизнь с Генрихом и все, чем она будет обладать. От него она узнала, что армия вермахта собирает сокровища: такие как, например, ее великолепное меховое манто. Ее возбуждала сама мысль о том, что жизнь, полная борьбы, осталась позади. Она была создана для такой жизни как эта.

      Пока она осматривала комнату, к ней подошла молодая девушка в черном форменном платье и белом фартуке. В руках горничная держала большой серебряный поднос с хрустальными фужерами, полные золотого игристого напитка. Она приблизилась, и Ингрид стало не по себе. Девушка долго и странно вглядывалась в Ингрид, и прежде чем протянуть поднос, спросила на чистом голландском. Ингрид смутно припомнила, что они вместе учились в одной школе.

      – Хотите шампанского?

      Ингрид взбесили слова девушки, и не только сама фраза, но и то, с каким суровым презрением они были сказаны.

      Она вытянулась. Ей доводилось встречаться с завистью и раньше, и сейчас, она была почти уверена, это именно зависть. Холодно и надменно Ингрид бросила ей:

      – Да, хочу, – Она взяла бокал с подноса и слегка улыбнулась надеясь, чтона этом все и закончится.

      Однако, когда Ингрид отвернулась, девушка продолжила со злобой в голосе:

      – Говорят, оно очень хорошее. Надеюсь, оно того стоит.

      Ингрид повернулась, но девушка лишь с ненавистью посмотрела на нее и ушла.

      Что она имела в виду, когда сказала, что надеется, что оно того стоит? Ингрид была в ярости. Как грубо. Она слышала, что многие недовольны тем, что их заставляют работать на немцев, но откуда такая враждебность? Неужели она не понимает, какая это честь? Потягивая шампанское, она решила, что обязательно будет строго отбирать девушек, которые будут обслуживать их с Генрихом званые обеды.

      Генрих присоединился к ней, и они продолжили светский променад. Худощавый, похожий на паука, оберштурмбаннфюрер с крючковатым носом и зачесанными на косой пробор волосами, бочком подошел к ней и представился как хозяин дома. Целуя ей руку, он задержал ее в своей дольше положенного, без стеснения заигрывая.

      – Ну как, Ингрид, нравятся ли вам новая Голландия и мой новый дом? – спросил он, обводя комнату рукой.

      Она ответила улыбкой:

      – Очень. На мой взгляд, оккупация – лучшее, что случалось с нашей страной.

      Он медленно оглядел с ног до головы.

      – Вы сегодня очаровательны; я польщен встречей с такой прекрасной барышней.

      Ингрид просияла. Она даже не могла назвать его даже приятным, но все равно ей нравилась его лесть. Потом, крепко схватив ее за руку, он прошептал ей на ухо:

      – А только Генрих претендует на вас?

      Его грязный намек ошеломил ее, и она нервно захихикала, полагая что он так