Однажды в Карабахе. Ильгар Ахадов

беспокойно посмотрел на меня, после, на вновь блеснувший в руках Хамзата нож и побледнел.

      – Но ты дал слово! Я знаю, ты всегда держишь слово, Ганмурат!

      – Ты прав, мой бывший друг. Но за тобой остался один маленький должок. Сохраняя твою жизнь, жизнь твоей подруги во имя дружбы наших отцов, чьих мизинцев ты не стоишь, я ничего не обещал о сохранности твоих ушей…

      Наши ребята резко замолчали. Наступившую тишину нарушил вой собаки, которая засунула длинную морду в палатку и тотчас отскочила, испугавшись резкого движения одного из присутствующих. Ашот растерянно посмотрел на Хамзата, который молча точил свой охотничий нож о речной камень, и перевел затравленный взгляд опять на меня.

      – Не делай этого, брат!.. Не делай этого…

      – Тут я бессилен. Тебе известны законы наших гор. Око за око, зуб за зуб… Голова за голову, а теперь, выходит, и ухо за ухо. Твой должок может простить только Хамзат. Но я не советую просить его об этом.

      Ашот поднял голову и посмотрел на в упор смотревшего на него Хамзата, после опустил глаза:

      – Пусть делает свое дело. Я не стану просить…

      Хамзат подошел к нему. Аккуратно, не торопясь, начал резать уши Ашота. Тот даже не пикнул. Наконец, закончив свою месть, Хамзат завернул в тряпку свою кровавую добычу и засунул в боковой карман Ашота. Кровь ручьем лилась и обмочила его брюки.

      Он не двигался. Молча сидел, уставившись в одну точку. Когда я приблизился, он поднял глаза и сказал:

      – Знаю, что получил по счетам. Но, предвидя такой итог, отрезал бы твоему брату не уши, а голову…

      Я не ответил. Порвав поданную мне чью-то рубашку на несколько кусков, я сжег их. После дымящую золу поднес к кровоточащим ранам.

      Ашот усмехнулся:

      – Что, боишься после чудесного спасения я умру от заражения крови, и все твои труды попасть в рай за благородство пропадут даром?

      – Да, боюсь. Но не того… Хочу, чтобы и ты жил с этим, как Хамзат будет жить. Живи долго, каждый день переживая свое предательство заново, каждый день осмысливая небесную кару, постигшую тебя уже на этом свете…

      Я перевязал ему раны. Потом они с комбатом долго беседовали. После мне показалось, что командир наш еще больше поседел.

      На рассвете его отпустили. Перед этим он какое-то время провел со своей женщиной в соседней палатке. Слышалось только шептание и всхлипывание. Кстати, их раны обрабатывала прибывшая из соседнего батальона медсестра, так как у нас своей не было. После Ашот, прихрамывая, с помощью палки ушел, не простившись, и даже не взглянув на меня. Его сопровождал Хамзат, который провел пленного через наши посты и вывел к позициям армян. С Хамзатом он также расстался молча. И это правильно. Зачем лишние слова?

      И о чем нам было говорить уже…

      Наступившее молчание долго не смел нарушить никто из присутствующих. Даже циничный Бакинец молчал и почему-то сосал палец. Заметив это, Аталай мстительно прошипела:

      – Вы что, в детство впали, кровосос проклятый? Высосете через