Однажды в Карабахе. Ильгар Ахадов

всех близлежащих высоток, танк, в экипаже которого был и я, еще и подорвался на мине, видимо, на одной из модификаций ТМ, скорее57 или 62, так как зацепило гусеницу, разрушило ходовую часть, вывело из строя средства наблюдения, связи и прочее. Этих мин и у нас, и у армян на складах много оставалось… Противник, информированный о предстоящем контрнаступлении наших сил, успел заминировать все вероятные подступы в направлении города Шуша.

      Я сильно стукнулся головой о люк и отключился. Меня еще и контузило при взрыве – лопнули обе перепонки, уши кровоточили. Как я потом узнал, открыв люк и пытаясь спастись, два моих товарища погибли на месте. Обоих сбили снайперы. Я лежал на дне танка, прикрытый телом одного из них, другой упал за борт.

      Место было неудобное. Речку с обеих сторон обрамляли скалы, образуя узкий проход. Где-то вполне могли окопаться гранатометчики. Чтобы сохранить две другие машины и сочтя нас убитыми, наши отступили.

      Пришел я в себя то ли от холода, то ли от человеческой речи. И с ужасом понял, что речь это произносится на армянском языке…

      – А вы что, знали армянский? – перебила рассказ Аталай.

      – Как тебе объяснить, моя крошка? В отличие от вашего компьютерного поколения каждый бакинец советского времени, если даже не понимал, то отличал армянскую речь от французской. А я даже понимал, потому что родился в Завокзальном районе, в доме, где чуть ли не половину жителей составляли армяне. Хотя и они в основном общались на русском, как и многие бакинцы.

      – Не мешай! – одновременно рявкнули на нее несколько человек.

      Лицо Бакинца расплылось в довольной улыбке, и он продолжил…

      – Я понял, что уже стемнело, когда луч фонаря заиграл внутри кабинки. У меня хватило соображения прикинуться мертвым, хотя я и так был парализован страхом. Луч также чуть осветил небритую носатую и ушастую морду тролля, наклонившегося в отверстие люка. Он почему-то понюхал воздух и хрипло проговорил:

      – Внутри два трупа. Пахнет тутовкой. Надо оружие подобрать. Пусть бакинец влезет, он тощий.

      – Ара, его наверно турки плохо кормили, – загоготал другой, и раздался дружный смех.

      Кажется, носатый спрыгнул с танка. Я увидел над собой черное небо в проеме открытого люка, из которого повеял на меня свежий воздух. Послышался властный голос:

      – Эй ты, щенок, залезай в кабину и вытащи оружие, если есть. А после вытащим и трупы. Их можно обменять, а еще лучше продать.

      – Азербайджанцы любят своих мертвецов больше, чем живых, – мерзко захихикал другой голос.

      Хачики опять приглушенным смехом поддержали товарища.

      Я с трудом приподнялся и потянулся к люку, отчаянно стараясь не шуметь. Кто-то еще уже по-русски чуть с заметной досадой заговорил.

      – Я-то полезу. Но, может, кто-то из них живой? Может, следует бросить внутрь гранату для страховки?

      – Если кто был живой, уже застрелил бы Карапета, не надо портить товар. От взрыва даже наступательной гранаты может произойти детонация снарядов. Еще и спровоцируем турков на артобстрел… А ты такой же трус, как и все турки. Наверное,