Голливудские триллеры. Детективная трилогия. Рэй Брэдбери

мысленно вернулся назад. Четыре часа утра. В четыре утра зазвонил телефон. Звонило «Нечто», чтобы сказать мне. Если бы я побежал отвечать на звонок, холодный ветер в трубке рассказал бы мне – об этом.

      Я кивнул, Крамли откинул простыню.

      Под ней была леди с канарейками, и в то же время ее там не было. Какая-то часть ее витала в темноте, а на то, что осталось на кровати, смотреть было страшно.

      Глаза ее неподвижно уставились на жуткое «Нечто», на ту дьявольщину, что висела на двери у меня в коридоре и невидимой тяжестью опустилась на мою постель. Рот, когда-то еще приоткрывавшийся, чтобы прошептать: «Подойди, подойди, я жду тебя!» – теперь был широко открыт от ужаса, протестовал, пытался отогнать что-то, оттолкнуть, выставить прочь из комнаты!

      Придерживая пальцами простыню, Крамли взглянул на меня.

      – Пожалуй, мне следует извиниться перед вами.

      – За что?

      Говорить было трудно: она лежала между нами, уставившись на нечто кошмарное на потолке.

      – За правильную догадку. Догадались вы. За сомнения. Сомневался я.

      – Догадаться было нетрудно. У меня умер брат, умер дед, умерли тетки. И мать с отцом тоже умерли. Все смерти одинаковы, правда ведь?

      – Мм, да. – Крамли выпустил из рук простыню – на долину Нила упал осенью снег. – Только это – естественная смерть, малыш. Не убийство. Такой взгляд, как у нее, бывает у всех, кто чувствует, как во время приступа сердце рвется прочь из груди.

      Я хотел выложить доказательства. Но прикусил язык. Краем глаза я кое-что заметил, и это заставило меня повернуться и отойти к пустым птичьим клеткам. Много времени мне не потребовалось: я сразу понял, что привлекло мое внимание.

      – Боже мой, – прошептал я, – Хирохито. Аддис-Абеба. Они исчезли!

      Обернувшись, я указал Крамли на клетки.

      – Кто-то забрал из них обрывки старых газет. Тот, кто поднялся сюда, не только напугал ее до смерти, он прихватил газеты. Господи, да он коллекционер! Держу пари, карман у него набит трамвайными конфетти, и отклеенную голову Скотта Джоплина тоже он припрятал.

      – Голову Скотта Джоплина? Это еще что такое?

      Крамли не хотелось, но все же в конце концов он подошел взглянуть на дно клеток.

      – Найдете эти газеты – и он у вас в руках.

      – Просто, как дважды два! – вздохнул Крамли.

      Он проводил меня вниз мимо повернутых к стене зеркал, которые не видели, как кто-то поднимался сюда ночью, не видели, как он уходил. Внизу на площадке на пыльном окне все еще висело объявление о продаже канареек. Сам не знаю почему я потянулся и вынул его из облезлой, скрепленной скотчем рамки. Крамли наблюдал за мной.

      – Можно, я возьму? – спросил я.

      – Вам будет тошно глядеть на него. Да черт с вами. Берите.

      Я сложил объявление и сунул в карман.

      Наверху в птичьих клетках песен не слышалось.

      В дом, отдуваясь от выпитого днем пива и насвистывая, вошел следователь.

      А между тем начался дождь, и когда мы с Крамли садились в машину, лило во всей Венеции. Мы уезжали из дома леди с канарейками, подальше от