Я – прИступник. Данила Решетников

вы сами все поняли. Подобное окончание, конечно, вселяло какую-то задоринку в общее настроение всей истории, но под конец начинало надоедать. Да и внимание, ненароком, уже на нем акцентировалось изрядно. Но рассказ я дослушал. Перебивать парня, который из сарая украл двадцать тысяч, спрятанные под корытом свинячим, было как-то неправильно. Эстафету он уверенно передал другому. Тот был, похоже, самым компетентным в делах тюремных из всей этой публики. Только видок был каким-то странным – сам лысый, улыбчивый до делов, говорит:

      – Я закладки раскладывал. По подъездам, карнизам, клумбам. А взяли вообще с херней – ноль целых, пятнадцать сотых грамма. В итоге прикрутили мне третью часть.

      – А третья это…?

      – Примовая третья. Распространение.

      – Примовая третья, распространение… – повторил я, слегка задумавшись. – А у меня какая? Примовая?

      – У тебя четвертая. По любому примовая.

      – И сколько за нее дадут?

      – Ну…проходная десятка. Если вину признаешь там, брыкаться особо не будешь…

      – Что значит проходная?

      – Ну, минималка. От десяти же она идет.

      – Лет?

      – Понятное дело, – улыбнулся он шире обычного и посмотрел на меня, как на последнего идиота. – Ты че, вообще не бум бум?

      Я не стал ничего отвечать. Развернулся, подошел к двери, что вела на долину, открыл, зашел, встал и задумался. Сортир тут был, как отдельная комната. С унитазом. Только немытым и страшным. Моя жизнь медленно пролетала перед глазами, воспоминания сыпались каскадом сквозь стены тюремные, мысли сбивали с ног, голова кружилась, не то от запаха туалетного, не то от стресса конкретного. Десять лет. Неужели все так дерьмово? Это же целая вечность! Шатаясь в пьяном дурмане своих размышлений, я вспомнил, что надо позвонить Насте, и, буквально через десять секунд, осознал, что сделать этого не получится.

      – Черт! – я ударил ногой по стене со всего размаху.

      Парни снаружи заволновались.

      – Ты в порядке там? – доносились их голоса. – Слышишь, нет?

      Я стоял, зажмурившись, сжав кулаки и с трудом сдерживая, пробивающую кадык, слезу. Перед глазами явился последний вечер: дед, улыбаясь мне, уезжает в аэропорт, мы с Настей делаем бутерброды, доводя хлеб сначала до хрустящей корочки в тостере, а затем подтапливая в микроволновке «Голландский» сыр. У Насти тогда бутерброд вывалился из рук, сыром вниз.

      – Блин, горячий! – взвизгнула она умиляюще.

      Я посмеялся над ней по-доброму. Поделился своим. Мы съели его пополам. Следом направились в комнату. Там я ей сделал подарок. В упаковке из-под шоколадной медали я подарил ей билеты на Куклачева в ДК «Прогресс» на четвертое января. Настя очень любила кошек.

      – Класс! – искренне обрадовалась она. – Спасибо тебе.

      В знак благодарности Настя чмокнула меня в пипку носа, прикусила губу, медленно стянула с себя футболку, неотрывно взирая в мои дрожащие от возбуждения очи…

      – Эй, ты уснул там что ли?! – раздался язвительный