Я – прИступник. Данила Решетников

подарил, а моей щеки. Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы мой мотор так не колотило, когда я о ней думаю! Но Господь, похоже, был непреклонен. Да и я в него слабо верил. Может, в этом все дело? Я не знал. Да и никто, вероятно, не знал об этом. Чтобы как-то отвлечь себя, я предложил мужикам еще по одному бутерброду. Подошел к столу (урагану), достал резку (теперь я знал, где лежит она) и начал медленно – с чувством, толком и расстановкой, готовить блюдо весьма незатейливое. В этот самый момент железная замочная скважина захрустела, дверь открылась и в хату зашла невысокая женщина в форме лет тридцати от роду. Волос у нее был светлый, но корни уже выцветали.

      – Парейко кто? – спросила она мягким голосом.

      – Я, – тело мое внезапно застыло. – А что случилось?

      Увидев в моей руке резку, о которой я совершенно забыл, она сделала глаза удивительно большими и круглыми, после чего перевела свой взгляд на Слона.

      – Это у вас что, на положняке? – словно закипая, поинтересовалась она у него. – Хорошо живете, Саш. Ничего не скажешь.

      Наши со Слоном взоры пересеклись. Он покачал головой недовольно, да я итак уже все понимал.

      – Лен, давай не будем, – протянул он ей виновато. – Парень только заехал. Мы ему еще толком довести ничего не успели. Поговорим, объясним. Подобного больше не повторится.

      – Конечно, не повторится. Потому что парень этот, – сделала она акцент на последнем слове, после чего взглянула на меня. – Сейчас же переезжает.

      – Куда? – неожиданно встрял в разговор Белый.

      – В карантин.

      – Ну, Лен!

      – Не Ленкай мне тут! – рявкнула она на него, будто шавка последняя. Мое впечатление об этой женщине тут же испортилось. – Он вообще тут находиться не должен! Просто в карантине вчера мест не было. Вот его к вам и закинули. Так что все. Никаких разговоров. Парейко? – окликнула она меня еще раз. – Тесак этот оставляй, а сам с вещами на выход. У тебя две минуты.

      Женщина вышла. Дверь за нею закрылась. Я сразу понял, что распорки в дневное время тут не стоят. Посмотрел на Слона. Думал, он отчитывать меня будет. Но он не стал. Уселся к себе на кровать. Сказал, чтобы я собирался.

      – Ну и не попадайся так больше, малой. А то можно ведь и в кичу уехать, и за халатное отношение потом спросят с тебя мужики. Понял?

      Я снова кивнул. Собрал небольшой мешок. Сигареты, чай и пол колбасы сокамерникам оставил. Поблагодарил за гостеприимство, сказал спасибо и встал у двери.

      – Спасибо Богу Исаку, – ответил Белый, широко улыбаясь. – А тому, кто так говорит, знаешь, что в сраку?

      Я помялся. Опустил голову.

      – Да нормально все, Диман, – сказал он, продолжая давить мне лыбу. – Просто в тюрьме спасибо не говорят. Обычно отвечают: «Сам знаешь».

      – Сам знаешь? – переспросил я, накренив брови.

      – Ну, да. Не все просто знают, что у этого выражения есть продолжение. От того и непонимание.

      – А какое у него продолжение?

      – Где разум есть, там слов не надо, – произнес Белый уже без улыбки. – Запомни это. В будущем тебе обязательно