Мудрость толпы. Джо Аберкромби

ты являешься автором этих трупов, мне кажется вполне справедливым, если ты их и похоронишь.

      – Ну вот, – пробурчал тот, убирая секиру. – Черт возьми, неблагодарная это работа – убивать людей.

      – В каком-то смысле только на это и надежда, не так ли? – отозвалась Шолла.

      Клевер мотнул головой Хлысту:

      – Ты будешь ему помогать.

      – Я-то что сделал? – пискнул паренек.

      – Ничего, просто ты самый молодой и бестолковый и тобой легче всего помыкать. Так что давай, принимайся за дело.

      Хлыст печально кивнул, признавая очевидную справедливость сказанного.

      – Так… на чьей же мы все-таки стороне?

      Клевер снова осторожно почесал шрам.

      – Вот один из вопросов, на которые лучше не пытаться отвечать, пока совсем не припрет.

      Политик

      – Ну, как?

      – Болит, – прорычал Лео сквозь стиснутые зубы. – Болит, как черт знает что. Но если я смогу стоять в Ассамблее на собственных ногах, оно того стоит… В смысле, на одной собственной и на вот этой.

      Он хмуро взглянул в зеркало на стальной стержень, торчавший из его закатанной штанины, на окруженное пружинами шарнирное соединение, исполнявшее роль голеностопного сустава, на слегка изогнутую металлическую пластину, служившую ступней.

      – Так, значит… ты будешь и дальше туда ходить?

      – Я не собираюсь сидеть тут и оплакивать былую славу. Будущее Союза решается в Ассамблее!

      Он поглядел в зеркало на Савин. Обложенная подушками и окруженная морем светлых юбок, она сидела на кушетке, держа одного из младенцев у груди. Второй спал рядом. Лео до сих пор не мог различить, который из них который.

      – Ты думаешь, это благоразумно – вот так выставлять себя напоказ?

      Она говорила встревоженным тоном, который он не привык от нее слышать.

      – Никогда не думал, что доживу до дня, когда ты будешь возражать против выставления себя напоказ.

      – Еще немного, и ты бы до него не дожил, – тихо проговорила она.

      Лео нахмурился.

      – Можешь мне не напоминать, это ведь моя шея была в петле. Но мне дали право слова, и я собираюсь им воспользоваться.

      Это будет битва другого рода, нежели те, к каким он привык. Вместо мечей – слова, вместо доспехов – идеи, вместо атак – речи. Он будет стоять в одиночку, без верных товарищей по оружию, прикрывающих его спину. Но Лео все так же жаждал победы. Может быть, даже больше, чем прежде. Каждый спазм в его ноге, каждая болезненная пульсация в руке, каждый испуганный взгляд на его культю или шрамы были для него словно укол шпор.

      «Боль – это цена, которую мы платим за то, что исполняем свой долг». Так говорил его отец. Странное дело, Лео чувствовал, что никогда до сих пор по-настоящему не понимал, что тот имел в виду. Может быть, он до сих пор вообще ничего не понимал по-настоящему.

      Он попытался сделать шаг и скривился, когда вес тела пришелся на ноющий обрубок.

      – Карнсбик говорит, что мог бы сделать тебе протез, который будет больше похож на…

      – На