Мир без конца. Кен Фоллетт

обеспечивало средствами на учебу. Когда ты подался в монахи, твоими кормильцами стали жители этого города и окрестные крестьяне, которые несут повинности, платят десятину, налоги на рыночные лотки, мостовщину и невесть еще какие подати. Всю жизнь ты жил, как блоха, на спинах тружеников. А теперь у тебя хватает духу говорить нам, что Господь все устроит.

      – Не забывайся, брат, ты близок к святотатству.

      – Это ты не забывай, что я знаю тебя с рождения, Антоний. Ты всегда обладал особым даром увиливать от труда. – Эдмунд, столь часто срывавшийся на крик, теперь говорил очень тихо. Керис знала: это верный знак того, что отец в бешенстве. – Когда требовалось выгребать отхожее место, ты шел спать, чтобы отдохнуть перед учебой. Дар нашего отца Богу! У тебя всегда было все лучшее, хоть ты и пальцем не пошевелил ради этого. Сытная еда, теплая комната, лучшая одежда – я был единственным мальчишкой, который донашивал вещи младшего брата!

      – А ты до сих пор мне этого не простил.

      Керис увидела долгожданную возможность остановить ссору.

      – Послушайте, наверняка же есть какое-то решение. – Оба брата уставились на нее, пораженные тем, что она позволила себе их перебить. – Скажем, мост могут построить горожане.

      – Глупость какая, – отозвался Антоний. – Город принадлежит аббатству. Слуга не благоустраивает дом хозяина.

      – Но если они попросят вашего разрешения, у вас нет причин отказать.

      Приор возразил не сразу, и Керис было воспрянула духом, но Эдмунд покачал головой.

      – Не думаю, что смогу убедить горожан вложить деньги. В конечном счете новый мост, конечно, в их интересах, но люди очень неохотно думают наперед, когда им предлагают расстаться с деньгами.

      – Ага! – вскричал Антоний. – А меня-то ты призываешь думать наперед.

      – Ты ведь у нас имеешь дело с вечной жизнью. Как никто другой, ты обязан уметь смотреть не только на неделю вперед. Кроме того, с каждого, кто пересекает мост, аббатство получает пенни. Ты вернешь свои деньги, а когда ярмарка оживет, даже получишь прибыль.

      – Дядя Антоний ведает духовными делами, поэтому, наверное, считает, что это не его дело, – вставила Керис.

      – Но он хозяин города! – отрезал Эдмунд. – Только он может это сделать! – Тут суконщик спохватился, сообразив, что дочь не стала бы возражать ему без причины. – А ты, собственно, что задумала?

      – Допустим, горожане оплатят строительство моста, а мостовщина пойдет на оплату займа?

      Олдермен открыл рот, но не нашел, что ответить.

      Керис посмотрела на Антония.

      – Когда аббатство возникло, – изрек приор, – единственным источником его доходов был мост. Я не могу отказаться от этих денег.

      – Но подумайте, сколько вы получите, если шерстяная ярмарка и воскресный рынок начнут возрождаться! Это ведь не только мостовщина, но и налоги с лотков, и доля с каждой сделки, заключенной на ярмарке, и пожертвования собору.

      – А еще продажа твоих же товаров – шерсти, зерна, кожи, книг, статуй святых… – добавил Эдмунд.

      – Ты все подстроил! – Антоний устремил