Мир без конца. Кен Фоллетт

знак, – произнес Карл. – Господь не хочет, чтобы я стал приором.

      Именно на это ризничий и надеялся.

      – Глупости. – Казначей взял кружку, что стояла на столе возле кровати, – наверняка там было теплое вино с медом, лекарство матери Сесилии от большинства болезней, – и вложил ее в руки Карлу. – Вот выпей.

      Регент послушно пригубил, но не отвлекся от главного.

      – Грех отмахиваться от подобного знамения.

      – Бывает, что знамения не сразу поддаются толкованию, – возразил Симеон.

      – Может, и так. Но даже если ты прав, проголосуют ли братья за приора, который не в состоянии пронести мощи святого, не осрамившись?

      Годвин вмешался:

      – А может, сострадание привлечет к тебе сердца братьев.

      Симеон бросил на него недоуменный взгляд. Казначей не понимал, куда клонит ризничий.

      Он был прав, подозревая Годвина: тот лишь строил из себя advocatus diaboli[37], пытаясь добиться от Карла не просто горестных сомнений, а недвусмысленного отказа.

      Как и надеялся ризничий, Слепой принялся спорить:

      – Приором должен стать человек, в котором братья видят мудрого водителя, которого уважают, а не жалеют. – В голосе Карла слышалось горькое убеждение в том, что он уже не годится на эту роль.

      – Конечно, разумно, – согласился Годвин с притворной неохотой, словно признание вырвали у него силой, и, решив рискнуть, добавил: – Но возможно, Симеон прав и тебе следует отложить окончательное решение до выздоровления.

      – Я совершенно здоров. – Карл не хотел показаться слабым в глазах молодого Годвина. – Ничего не изменится. Завтра я буду себя чувствовать так же, как и сегодня. Я не стану выставляться на выборах приора.

      Именно этих слов ждал Годвин. Ризничий быстро встал и из опасения, что выдаст свое торжество, как бы почтительно склонил голову.

      – Ты, как всегда, ясно выражаешь свои мысли, брат Карл. Я передам твои пожелания остальным братьям.

      Симеон открыл было рот, но тут в комнату вошла мать Сесилия. Вид у нее был недовольный.

      – Граф Роланд хочет видеть помощника приора. Он угрожает встать с постели, но ему нельзя двигаться: рана, возможно, еще не совсем затянулась, однако брату Карлу тоже нельзя двигаться.

      Ризничий посмотрел на казначея и произнес:

      – Мы идем.

      Монахи поднялись по лестнице.

      Годвин ликовал. Карл даже не понял, что его попросту обвели вокруг пальца. Он по собственной воле выбыл из состязания. Остался один Томас, а от Томаса можно избавиться в любой миг.

      Все складывалось поразительно удачно – пока.

      Граф Роланд лежал на спине с толстой повязкой на голове и тем не менее по-прежнему производил впечатление сильного мира сего. Должно быть, его навестил цирюльник, поскольку его лицо было чисто выбрито, а черные волосы, не закрытые повязкой, аккуратно причесаны. Роланда одели в короткую пурпурную блузу и свежие штаны со штанинами, согласно новому поветрию, разных цветов – красного и желтого. Даже в постели он был подпоясан ремнем,

37

Авторский анахронизм: официально должность укрепителя веры (адвоката дьявола) при канонизации святых была введена в католическую практику только в 1587 г., а первое упоминание о присутствии человека с такими полномочиями на церковной церемонии относится к 1524 г., когда в Риме был беатифицирован первый патриарх Венеции Л. Джустиниани.