Штормовые времена. Мазо де ля Рош

живых!

      – Вы – это другое дело. Вы молоды и полны надежд.

      – Но и вы не старый! Это просто такое настроение. Оно пройдет.

      – Конечно, пройдет. Рядом с вами я не чувствую никакого уныния.

      Няня стояла рядом с малышкой на руках в светлом одеянии, развевавшемся вокруг ее истощенной фигуры. Она впервые вышла на палубу после приступа морской болезни. Казалось, она едва способна стоять, не говоря о том, чтобы держать ребенка. Но ее глаза с нависшими веками сияли радостью при виде зеленой земли, а маленькая Августа тянула руки к чайкам, кружившим вокруг корабля.

      Филипп прошелся по палубе.

      – Багаж готов! – сообщил он. – Я не оставлю на борту ничего ценного.

      – Капитан сказал, что все будет в сохранности.

      – Хм! В любом случае нам понадобятся наши вещи. Пробоину не заделать в один миг.

      – Ты не видел моих братьев? – спросила Аделина. – Они собрали вещи?

      – Вот Шолто, пусть сам за себя отвечает. – Филипп сурово посмотрел на мальчишку.

      Шолто был нагружен своими пожитками, сваленными в кучу. Его лицо сияло от радости.

      – Не могу дождаться, когда вступлю на родную землю! – воскликнул он с подчеркнуто ирландским акцентом. – Хвала Господу, скоро буду спать в подобающей постели и есть подобающую пищу.

      – Где Конвей? – спросила Аделина.

      – Я не могу его растолкать. Он все еще в кровати. С ним Мэри Камерон.

      – Господи помилуй! – воскликнула Аделина.

      Филипп кинул на обоих предупреждающий взгляд. Мистер Уилмот тактично отошел, чтобы не слышать.

      – Она собирает его вещи, – продолжил Шолто. – Он сказал, что слишком устал, и глупая девчонка ему поверила. Она верит всему, что он говорит ей, и делает все, что он велит.

      – Я об этом позабочусь, – заявила Аделина.

      Нетерпеливым шагом она быстро прошла по наклонной палубе, поспешно спустилась по трапу и прошла через узкий коридор, где большинство кают было отделено от чужих глаз только занавеской. Она стояла под дверью каюты Конвея и прислушивалась, но вокруг было столько шума и криков, что ничего не слышала. Она открыла дверь.

      Конвей лежал, развалившись на койке, со счастливой улыбкой, его светлые волосы падали на лицо, а большие зеленоватые глаза следили за каждым движением Мэри Камерон, которая под его присмотром склонилась над чемоданом, тщательно упаковывая его туалетные принадлежности.

      – Ну и ну! Чудное зрелище! – воскликнула Аделина. – Ах ты, ленивая свинья, Кон! Вставай-ка и сделай все сам! Мэри, тебе должно быть стыдно. Почему ты не помогаешь своей матери?

      Мэри подняла вспыхнувшее лицо.

      – Для матери все уже сделано, и она отдыхает до высадки на берег, – ответила она с легким вызовом.

      – Тогда иди и сиди с ней. Разве тебе не известно, что нельзя оставаться наедине с молодым человеком в его каюте? Неужели ты объездила полмира и ничему не научилась?

      – Мама велела мне бояться индейцев, китайцев и французов, – ответила Мэри. –