Пыль, пепел, кровь и песок. Елена Версэ

мне больше нечего и некому доказывать. Так же, как нечего мне добавить ко всему вышесказанному.

      – В таком случае, – устало опустил плечи Владыка, – если это твое последнее слово, мы просим тебя не покидать Эбен до последующих разбирательств по данному делу.

      – Господа, отец, – Чиаро заканчивал тем же, чем начинал: прекрасными манерами и отточенной вежливостью, походящей скорее на смертельное оскорбление. – Будьте спокойны, я его не покину.

      Тансиар безупречно поклонился отцу и братьям и под дружно умолкший зал зашагал к выходу. Напряжение еще висело в воздухе, все не переставали ждать чего-то, но, уходя, Альентэ не обернулся.

      10. Выбор

      Тревога. Для младшего из братьев Аскуро это чувство было в новинку. Семья всегда представлялась ему чем-то единым и неделимым, незыблемым и неизменным, а отношения в семье – простыми и понятными. Каждый занимал определенное место, у каждого было свое дело и одновременно у всех – одна общая цель: благоденствие Царства Вечности. Нааяр занимался управлением и политикой, делом всей жизни для Тансиара была война, Трион покровительствовал строительству и труду и благоволил к архитекторам, мастеровым, земледельцам, Рийон любил веселые праздники, развлечения и игры, Орьен чтил медицину и религию, отдавая предпочтение трактатам философов, мудрецов и священнослужителей, а Сидаль уважал искусство и восхищался творениями художников, поэтов и музыкантов.

      Но после того самого дня, когда воскресший брат появился в дверях Совета, в сердце угнездилась и пустила корни тревога, а обычная уверенность в правильности происходящего пошатнулась, подобно лишенному фундамента дому, возведенному на зыбкой почве. Твердую землю под ногами заменило некое подобие топи, неизвестно откуда взявшейся, но схватившей за ноги не хуже самой настоящей трясины. И с каждой мыслью, с каждым словом топь эта становилась все зыбче, а то, что раньше представлялось четким и ясным, переставало быть таковым.

      Пока длился Эссельс, на языке у Сидаля крутилось множество вопросов, однако с появлением Тансиара они все разом вылетели из головы, и под конец Совета остались только три: как брат выжил, где он был все это время и почему не давал о себе знать? Именно их младший Аскуро намеревался задать и получить ответы, которые могли хоть что-нибудь прояснить. И это тягостное ожидание вкупе с мучительной неизвестностью и засевшими где-то глубоко подозрениями перевешивали радость от спасения брата.

      Любой другой простой римерианец в первую очередь обратился бы за помощью и советом к родителям или друзьям. Но Сидаль Аскуро простым римерианцем не был и иногда искренне об этом жалел. Признаться честно, в последнее время все чаще. Что касалось родителей… его отец был Владыкой Римериана, а свою родную мать младший из братьев, как, впрочем, и все они, видел редко.

      Сидалю было известно, что давшую жизнь звали Каэзия и что она была родом из благородной приторианской семьи Эленгуэм[48], из которой вел свое происхождение и Верховный темполиец, приходившийся

48

Девиз рода (лаэт.) «Ovoru praeferre morri» – «Бесчестью предпочитаю смерть».