Будь со мной честен. Джулия Клэйборн Джонсон

самые неприятные минуты, когда я переключала внимание на отвергнутые им наряды, в беспорядке валявшиеся по всей комнате. Заставить Фрэнка вернуть все вываленное из шкафа на полки и вешалки была та еще задача.

      – Одеваться как джентльмен – еще не все, – сказала я ему. – Нужно и вести себя соответственно. Джентльмен никогда не допустит, чтобы его помятая одежда валялась на полу.

      – Можешь поднять, – не растерялся он.

      – Ты прекрасно знаешь, что не могу. Правило номер один.

      – Ну, пусть тогда мама.

      – Мама тем более не может, она работает над книгой.

      Если мальчик продолжал упираться, я прятала в карман пульт от единственного в доме телевизора и говорила:

      – Я отказываюсь получать кинематографическое образование, пока ты не сложишь одежду.

      Не веря, что неведение может быть благом, Фрэнк взялся учить меня тонкостям кинематографии. Угроза лишить его радости преподавания своего любимого предмета всегда помогала.

      Естественно, он сопротивлялся. В один день он мог вести себя, как неукрощенная Хелен Келлер до встречи с Энни Салливан в «Сотворившей чудо»: вырывал ящики комода и расшвыривал их содержимое или рвал на себе волосы и бился головой об стенку, в другой – как мальчик Махатма в «Ганди» – неподвижно лежал на полу, утратив всякую связь с окружающим миром. Если на меня все это не действовало, он рано или поздно сдавался. После выполнения задачи ему требовалось полежать, завернувшись в одеяло и бормоча что-то себе под нос. Постепенно он успокаивался, и мы могли двигаться дальше.

      Я старалась сохранять хладнокровие, вспоминая свою мать во времена, когда ей приходилось бороться с моими детскими бунтами. Это выматывало. Я не спала ночами, придумывая хитрые педагогические методы, которые помогли бы научить Фрэнка сдержанности, чтобы не применять к нему силу. Однажды, когда я уже засыпала, мне пришла в голову блестящая мысль. Фрэнк обожает кино. Надо посмотреть с ним фильмы о триумфе самообладания и обсудить их. Фрэнк умен. Он поймет намек.

      – Я хочу посмотреть с тобой свои самые любимые фильмы, – сказала я, протягивая ему компакт-диски с «Сотворившей чудо» и «Ганди», как только их доставили.

      – Я их не заказывал.

      – Знаю. Я подумала, что тебе понравится.

      Мальчик с сомнением посмотрел на меня.

      – А там есть танцы?

      Какие могут быть танцы в фильме о девочке-инвалиде или о тяжелом детстве индийского общественного и политического деятеля?

      – Не помню, – слукавила я. – Может, и нет.

      – Если не помнишь, значит, они неинтересные.

      – У меня не такая хорошая память, как у тебя, Фрэнк.

      Я описала сюжеты. Он слушал с серьезным выражением, устремив взгляд в точку между моими бровями, а когда я закончила, сказал:

      – Нет уж, увольте.

      Признаюсь честно: я сдалась. Мы посмотрели то, что хотел Фрэнк. Обычно он выбирал всякие документальные вещи по типу «Как это делалось», объясняющие, что послужило