Когда прилетит ворон. Илона Муравске

необязательно воевать! – упрямо шагаю через снег. – Необязательно верить!

      – Тогда и жить необязательно, понимаешь?

      Танки уже стреляли. И больше не скользили по белому покрывалу. Больше не вспахивали снег, не заглядывали в глаза. Перед зарядами в стволы пушек забили буханки хлеба. Перед каждым выстрелом кричали в толпу:

      – Откройте рот, закройте уши!

      Потом солдаты.

      Одни прорывались вперёд, другие стреляли в людей, разгоняя их с территории телецентра.

      – Назад! Назад! По домам!

      – Но ведь дома стыдно быть, да? – я оглянулась на Димку. – Стыдно и страшно.

      – Давай в туннели! – он толкает меня в спину. – Там кротовые норы. И не высовывайся! Через день-два успокоится.

      От залпов у людей из ушей текла кровь. Многие сидели на снегу, обхватив голову дрожащими пальцами, и покачивались из стороны в сторону, как китайские болванчики.

      – В туннель беги! – сквозь пальцы у Димки проступила кровь.

      – Только не умирай тут без меня, ладно? – оборачиваюсь.

      – Не дождёшься! – смеётся. – Я тебя найду!

      А потом внезапно наступала тишина. Она, крадучись, шла по длинным коридорам туннеля, останавливалась у самой стены, садилась на корточки и молилась.

      Сначала беззвучно, едва шевеля губами, а потом всё громче и громче, тянула заунывную песню, распахиваясь навстречу пробегавшему ветру. Сжимала его в кольцо, ловила за край невидимого плаща, затягивала потуже развязавшийся пояс. Выла, подпевая уже ветру, стыла, поджимая под себя озябшие ноги.

      – Благодарю Тебя Господь за то, что Духом Святым Ты вошёл в моё сердце. Я молюсь Тебе во имя Иисуса Христа… Аминь.

      И камни оживали. Двигались вместе с нами. Шли невероятно шумной толпой по нашим следам, утопая в болотной жиже, хлюпая грязной водой в ботинках. Иногда они оступались. Ударялись головой в стену, рассыпались под ногами с треском, царапали наши пятки острыми углами.

      – А ты знаешь, что самое страшное? – шепчу, пряча дыхание в холодных ладонях. – Что мы никогда, никогда не будем прежними. После нас ничего не останется. Мир останется другим, да?

      Я представляла, как мы таем под огнём пулемёта, растворяемся в зиме, а снежная лавина окунает с головой в омут, где мы не вдохнём и не выдохнем, а так и будем лежать, как бесхвостые рыбы. Лежать с выпученными глазами, ломать пальцы об обломки льда, бить ногами, скользить затылками, не дышать.

      Вспоминать, может быть, что в той жизни можно было выучить ещё хинди или румынский, поехать на каникулы в Ниццу, попробовать жареные каштаны, а по утрам пить карамельный латте.

      Ещё помнить запах жухлой травы из-под снега, дольки мандарина, капли дождя и раскаты грома. Обязательно вспомнить закон Ньютона – Декарта (зачем это?) и страницы из Торы.

      – Мы ведь больше не будем прежними.

      Покроемся чешуёй, у нас вырастут хвост и клыки. Мы будем выть на Луну и охотиться на зайцев.

      Или же наши лица станут лисьими. Мы спрячемся в норы, по ночам будем вынюхивать следы