Когда прилетит ворон. Илона Муравске

Старший из воронов заметался: – Давай скорее вытягивай!

      Солдаты подхватили его, вынули из петли и опустили на землю. Офицер набрал из бочки стакан воды и плеснул ангелу в лицо.

      Глаза открылись. Блеснули тем же удивительно ясным светом. Окатили горячей волной, заполнили лёгкие, выплюнули вместе с гарью и пылью прямо на мозаичные плитки плаца.

      А я оглядела похоронный зал.

      Молча, по колено в воде, упираясь спиной в мокрые стены, не вздрагивая, когда кто-то, причитая, падал прямо в воду, шла крадучись то ли кошка, то ли человек.

      – Научилась убивать ангелов? – голос шелестит за спиной.

      Позолоченная маска с птичьим клювом совсем рядом. Только дотянуться. Почувствовать шероховатую поверхность.

      Опуститься ниже. Обнять колени. Чтоб ни шага, чтоб ни одного движения. Чтоб застыть. Замереть.

      – Но ты же хотела о смерти, – прошепчешь. – Ты же хотела. Думаешь, я не догадался, что ты ведьма. Собиратель снов. Бродяга. И что? Все сны из-под ног забрала?

      Пожимаю плечами. Я уже давно перестала понимать, кто я и чего хочу на самом деле.

      Его рука повисает в воздухе. Ладонь с рваной раной.

      – Ты что, уходишь? Бросаешь? Тебя назовут предателем! – хочу сказать ему в спину. – Тебя найдут! Ты же знаешь. Отсюда не сбежать!

      Но молчу.

      Вижу, как ковбойская шляпа опускается на глаза. Он оборачивается.

      – Почему мне не надо, чтобы ты летала? – засмеётся. – Нет ничего хуже бабочки или птицы. Летающий бродяга – вот невидаль!

      – Почему? – шепчу. – Почему невидаль?

      – Потому что люди всегда закрывают глаза заранее, так и не разглядев полёта. Увидят ведьму в небе – подумают, ворона!

      Он тает прямо в вечернем тумане. Растворяется, сравнивается с мозаичными плитками, чеканит шаг где-то внутри площади.

      А потом замирает, останавливаясь. Я вижу, как смотрит на меня.

      – Да пошли вы все!

      И позолоченная маска с птичьим клювом катится по лунной пыли прямо к моим ногам.

      Теперь я знаю, чьи сны я буду смотреть долгими тёмными ночами.

                                               * * *

      Огонь в моих руках превращается в арбалет.

      Огненные стрелы, огненный ветер, огненный дождь – это всё, чему я научилась в подземельях, где жила после Димки. (Или вместе с ним, ощущая его дыхание по ночам в холодных сырых стенах.)

      Огонь рос внутри меня в одно время с одиночеством. Грел, прожигал насквозь, сжигал даже, иногда дотла, полностью, а иногда оставляя на ладонях руны.

      Я училась читать их, как книгу. Училась чувствовать, ощущать, испытывать. Силу, слабость, волю, сущность.

      Сквозь кожу я слушала мысли. Свои и чужие.

      Слова, мысли расписывали кожу причудливыми узорами. Чем-то они были похожи на морозные узоры на окнах. Из той моей прошлой жизни, когда я ждала маму и пыталась разглядеть её сквозь морозные стёкла.

      Теперь я ждала Димку. Не верила, что могла оставить его среди войны. Среди баррикад, взрывов, обломков.

      Я искала выход. Но кротовые норы путали меня, водили за нос,