Римский орел. Орел-завоеватель. Саймон Скэрроу

маленький отряд двинулся восвояси. Вителлий, проходя мимо, кивнул Макрону. Последним шел знаменосец.

      – Береги себя, командир, – сказал он.

      – Ты тоже, Порций, – улыбнулся Макрон. – Не сомневайся, мы приглядим за штандартом.

      Знаменосец с явной неохотой вручил древко Макрону:

      – Держи, командир.

      Потом они ушли, исчезли в холодном мраке между грязными варварскими хибарами, а в руках Макрона остался символ воинской славы – боевой, побывавший во многих сражениях и тем не менее ни разу не склонившийся перед врагами штандарт. С подступившей ему под сердце теплой волной центурион поглядел на юнца:

      – Эй, малый! Иди-ка сюда.

      Катон с окаменевшим от обиды лицом подошел и вытянулся, задрав подбородок.

      – Расслабься, сынок. Для тебя есть поручение. Очень ответственное.

      – Да, командир.

      – Ты слышал, что сказал трибун?

      – Да, командир.

      – Ну ладно, к делу. Мы остались без Порция, а штандарт центурии, даже на короткое время, нельзя доверить кому попало. Мне нужен надежный человек. Ты справишься?

      Катон, все обиды которого в один миг улетучились, вместо ответа крепко сжал древко штандарта.

      – Ты должен понимать, что это высокая честь, – сказал Макрон.

      – Так точно, командир. Благодарю за доверие, командир. Я буду беречь его, не щадя жизни.

      – Это в твоих интересах, парень. Если Порций по возвращении обнаружит где-либо хотя бы царапину, перед следующим боем на нем будут красоваться твои яйца. Понял?

      Катон серьезно кивнул.

      – Что бы ни случилось, держись поближе ко мне и не выпускай эту штуку из рук. Держи штандарт высоко. Так, чтобы солдаты постоянно могли его видеть. Понял? Ага, похоже, зашевелились.

      Шестая центурия пришла в движение. Легионеры вставали на ноги, просовывали руки в лямки щитов, брались за мечи и за копья. Катон поднял штандарт и подошел к частоколу. Германцы оставили свои костры и теперь черной массой в сгущавшихся сумерках шли к воротам. С фашинами, с лестницами и с факелами, бросавшими на их лица неровные желтые блики.

      – Запомните главное, ребята! – обратился к солдатам Макрон, обнажив меч. – Если они прорвутся внутрь, всей когорте конец. Так что сделайте все возможное, чтобы этого не случилось.

      По переднему краю воинства варваров пробежал громкий крик, угрожающий, злобный. Кое-кто из солдат стал отругиваться, но Макрон счел за лучшее их урезонить:

      – Бросьте, парни! Пусть орут, раз им охота. Нам все одно их не перекричать, так что нечего даром рвать глотки.

      Катон, осознав, что бой неизбежен, оцепенел. Темнота почему-то делала надвигающуюся орду еще более устрашающей. Возможно, потому, что была хорошим подспорьем разыгравшемуся воображению, склонному скорее преувеличивать, чем преуменьшать, масштабы реальной угрозы. Кроме того, штурм деревни был столь стремительным, что не оставил времени для переживаний и страхов, а теперь неминуемому столкновению предшествовало ожидание, уже само по себе являвшееся испытанием. Каждый солдат, оглядывая приближающихся германцев,