О театре и не только. Борис Андреевич Шагаев

маленькую Регину, дочь, сказала: «Вылитая Шагаевич».

      – У меня тоже есть любимая дочка. Нонка! Она сейчас снимается в массовке в кино, ВГИК окончила, – гордо сказал Лев Николаевич.

      В 70-годах друг, киноактер Игорь Класс, спросил у меня, есть ли у нас в театре режиссер Александров?

      – Есть, – ответил я.

      – Так вот, – пояснил Игорь, – помнишь Ананьева Володьку? Он женился на Александровой дочке, и у них родился ребенок в Ленинграде.

      Ананьев учился на актерском факультете вместе с Классом. Я его хорошо знал по институту. Я всегда говорил Ананьеву: «Ты будешь играть белогвардейцев в кино». Но судьба распорядилась по-другому. Владимир уехал в Мурманск и пути с дочерью Александрова разошлись. Мир тесен, но не до такой степени.

      У Льва Николаевича были любимые калмыцкие слова, и он частенько их употреблял: «зогсча!» (стой), «болх!» (хватит), «арк уга» (водки нет), «бичя хуцад бя» (хватит собачиться), «сян бяятн» (всего хорошего).

      У него были какие-то особые взаимоотношения с Лага Нимгировичем Ах-Манджиевым. Лага Нимгирович на репетициях любил пофилософствовать не по делу и не по сути.

      Лев Николаевич кричал ему: «Зогсча!». Лага Нимгирович ещё больше заводился. Говорил он немножко с акцентом. Лев Николаевич не выдерживал и по-доброму кричал: «Бичя хуцад бя!» И начинались элистинские перепалки. Однажды после такой перепалки Лага Нимгирович подошел к Александрову, подал руку и говорит: «Нимгирович, я же шучу, не обижайся». А Александров отвечает: «А я что делаю?» Грохот актеров. Разрядка произошла, и дальше продолжали ваять нетленку.

      На моей ассистентской практике на спектакле «Обелиск» Лев Николаевич частенько просил меня провести репетицию над новым куском, сценкой. Но я отказывался. Хотел оглядеться. Понять настроение, атмосферу театра, актеров. Я знаю, что некоторые молодые, сломя голову, авантюрно ввязываются в неизвестный организм и ломают дрова, аж щепки летят. В спектакле участвовали актеры ленинградской студии, и мне легче было бы с ними работать, но я не гнал гусей. Впереди еще много лет, и нахлебаться театральных щей я успею, думал тогда я, ассистент-режиссер.

      Мне многое не нравилось в режиссуре той поры. Уже много было вздохов, акцентов не по сути, придыханий, криков, не обоснованных в сценах. Событийный ряд был не уточнен, и поэтому события чуть не на каждом шагу. Так не должно быть, думал я. В это время театр «Современник» проповедовал современную игру. По крайней мере, так отмечали и приветствовали театралы, критики, зрители. Шло течение жизни по правде, но какие-то сцены акцентировались, и получалось не монотонно. Монотонно может быть и при громком ведении сцены, и при тихом, мы же не кричим все время или только тихо говорим. Сцена – это другая реальность, похожая и не похожая на жизнь. Сцена – эта жизнь плюс театральность по сути. Не та театральность – опошленная, заштампованная. Иногда актер или актриса из спектакля в спектакль проводят сцену, допустим, ревности, любви, ненависти одинаково. А ведь есть характер, обстоятельства, состояние персонажа и т.д.

      Жан