Совершенство. Ний Хааг

смотрел), о вирусах, которые, якобы, заставляют мёртвое тело двигаться, подчиняясь первобытным инстинктам. Разумеется, в подобную чушь сам Ломак не верил, хотя и не мог объяснить происхождение раны на теле животного. По факту он знал, что Корхарт застрелил собаку и, судя по всему, старую и изголодавшуюся собаку; немощную и, возможно, бешеную… Выпадающая шерсть и зубы – лишнее подтверждение возраста одинокого животного и его угасающего иммунитета. Ему, как старшему и по должности, и по возрасту, человеку на станции, даже стало как-то стыдно, что он поддался россказням салаги о дважды «застреленном» животном в первый вечер после нападения. Осознание абсурдности догадок молодого коллеги пришла на следующее утро, когда из головы выветрился хмель и образ тяжёлых ран Корхарта. Да, Рон едва пережил атаку одичавшей собаки, – какого чёрта она вообще здесь делала? Но это – Север! Тут люди гибнут просто сделав шаг в соседний сугроб, под которым оказывается разлом глубиной в пятьдесят футов… И потом, в какой-то степени Корхарт сам виноват, что так опрометчиво подставил спину темноте, да ещё и бросив оружие в кабине!

      Ломак внутренне ужаснулся, вспомнив, как несколько лет назад стал свидетелем внезапного броска белого медведя на зазевавшегося пилота самолёта: три чёрные стремительный точки среди белой простыни снегов на фоне закатного пунцового солнца… Бедняга Бенсон тогда просто растворился, в смертельных объятиях набросившегося со спины зверя. Медведя удалось застрелить, но ему понадобилось меньше минуты, чтобы оторвать человеку руку и голову. Таковы реалии жизни в царстве вечного холода, но салаге этого не объяснить! Он ищет сверхъестественное там, где его быть не может, – но он ведь и находит! И сжигание тела обезумевшего от голода пса тому подтверждение! Начальник побоялся, что, уверовав в возможную (скорую?) смерть Корхарта не от чудовищной потери крови и ран, а от мнимого заражения, Эйдан станет настаивать на сжигании тела полярника, а это было бы уже чересчур подозрительно… Подозрительно для всех остальных… «Никто же не поверит в заражённую псину, – снова этот голос, мерзкий голос в голове, который всё чаще и чаще навещал Ивлина, когда тот оставался на единые со своими мыслями. – В заражённого и погибшего человека тоже никто не поверит! Что ты им предъявишь – пепел?»

      Глядя в чадящий костёр, Ивлин содрогнулся от собственных мыслей, от той лёгкости, с которой он принимал ухудшающееся состояние друга… «Друга! Лучшего друга, сука ты бездушная!» – вопила та часть сознания, которая противостояла «тому» голосу в голове и которому этот крик был адресован. Чуть погодя, остыв от эмоций и воспоминаний, взвалив на плечи неподъёмные тяготы плачевного положения, сознание молча следило, как среди памятных дорогих сердцу моментов, среди общих семейных портретов и родных лиц мелькает тень, которая говорит «тем самым» голосом… Тень становилась за спину Рона Корхарта и следовала за ним по пятам, прожигая Ивлина взглядом пустых чёрных глазниц. «У тебя