Совершенство. Ний Хааг

тлела почти докуренная сигарета, а в руке мужчина сжимал открытую бутылку бренди. На раскрасневшемся лице начальника хмельно поблёскивали глаза, скрытые за нахмуренными рыжими бровями; вытащив из кармана пачку сигарет и бросив на стол, он сделал босяцкий размашистый глоток прямо из горла. Эйдан с тоской во взгляде узнал бутылку «Лепанто» – ту самую, на которой имелась надпись «Олоросо Вьехо» – и это была именно та бутылка, которой Ломак собирался отметить окончание экспедиции и отбытие персонала Коргпоинт. Ридз помнил, как начальник говорил, что отмечать отлёт хорошим алкоголем у полярников стало уже традицией. «Не то пойло, которое мы стаскиваем сюда на зимовку, – объяснял он, вращая в руках приземистую бутылку, смахивавшую на флягу. Горящий взгляд начальника с любовью маршировал по надписям на этикетке, кончик языка плясал на губах. – Это совсем другая лига, салага… Как в те времена, когда в „стойле“ жевали табак, а не долбанные семечки – сечёшь о чём я?»

      – Давным-давно бренди заливали в градусники, – сказал он, посмотрев на этикетку. – Это потом стали использовать ртуть. Ты знал?

      Эйдан отрицательно покачал головой и сел за стол напротив. Ломак подтолкнул к нему пачку сигарет, подождал пока тот закурит, откашляется и вытрет слёзы, и только после этого протянул бутылку.

      – Ни одна война не обходилась без алкоголя и сигарет, – задумчиво протянул он. – А Север – это война! Непримиримая война… и мы её проиграем, – добавил обречённо начальник станции.

      – Ты готов сдаться? – Эйдан снова осторожно затянулся, ощущая, как дрогнули и поплыли стены. Последний раз он закуривал сигарету несколько месяцев назад, стоя в телефонной будке и разговаривая с Испанцем. Господи, как же давно это было! Так давно, что Эйдан уже и не помнил – тот план с анонимным посланием Интерполу родился там же в телефонной будке, как только послышались гудки и смолк жуткий голос («…Где швартанулись, дружище?»), – или позже, когда от головы отхлынул закипевший ужас, а с плеч сползло ледяное покрывало? И всё же, несмотря на прошедшее время, Эйдан вновь ощутил тот страх, который испытал в тесной телефонной кабинке – нечто смертельно опасное угрожало его жизни и сейчас.

      Начальник станции покосился на кровать с раненым и варварски бросил окурок в чашку с давно остывшим чаем.

      – Человек всегда сопротивляется тому, чего не может понять. Мы так устроены, – Ломак встретился тяжёлым взглядом с Эйданом и полез в карман. Положив могучую руку на стол ладонью вниз, он заговорил медленно и тихо: – Когда-то давно у меня была сестра Анна-София… Старшая сестра. Она погибла, когда ей было чуть за двадцать, а мне не было и восьми. С нами она жила нечасто, в основном пропадала в психиатрических лечебницах и клиниках, но, когда бывала дома, в нашей семье наступали «весёлые деньки». Дом словно вымирал: переставала играть музыка, телевизор включался только тогда, когда Анна уходила к себе в комнату, а если её приезд выпадал на Рождество, – а такое бывало пару