Закон Ордена. Петр Гурский

махнула рукой, будто отогнала муху, и они все попадали наземь. Мало им уже оставалось до полного… и ничего не помнят.

      – Это она сняла заклятие?

      – Ну да, сама, – подтвердил Круг.

      – Невероятная женщина. Безумно опасная. Я не знаю, сможем ли мы ее удержать, – заметил Туут.

      – Потому нужно сделать с ней то же самое, что и с другими, угрожавшими нам.

      – А что ты об этом думаешь? – спросил Туут у Кестеля.

      – Она должна попасть в Комнаты – живая, – ответил тот.

      – Я еще недавно прибирал твой труп, – буркнул Круг. – Ты уж должен лучше нас знать, что она не стоит жалости. Как же ты выжил?

      Кестель ощущал себя пустым. Использованным и выброшенным. Он покачал в пальцах стопку и глухо выговорил:

      – Я и не выжил.

      – Издеваешься?

      – Круга потрясло то, что наша девица с тобой сделала, – пояснил Туут и долил себе можжевеловки, – А человека вроде Круга нелегко потрясти. Как же ты вывернулся из такого? Кстати, тебе налить еще?

      Кестель кивнул. Водка жгла горло, но не давала настоящего тепла, проникающего до костей, напоминающего человеку о том, что в нем еще теплится жизнь.

      – Некоторое время назад, – неуклюже начал он и замолк, подбирая слова. – В общем, я поддался слабости и отравился из-за любви… В общем, была одна женщина. И спас меня странный, непонятно откуда явившийся дед. А я, едва очухавшись, попробовал снова. Тогда дед, оказавшийся колдуном, наложил на меня чары. Из-за тех чар я даже сам себя любить перестал, не то что ту женщину. А колдун для верности еще и упас меня от смерти, в общем, дал бессмертие.

      Кестель вздохнул.

      – Ну, если еще раз повстречаю того сукина сына, прикончу!

      – Ты серьезно? – спросил Круг.

      – Можешь меня убить – я снова оживу.

      – Наверное, могучий колдун, – задумчиво произнес Туут. – Наверное же, чернокнижник. А ты, как я вижу, не слишком благодарен ему.

      У Кестеля мышцы еще оставались окоченелыми, как у трупа, а кровь казалась ледяной. Кестелю вовсе не хотелось говорить о смерти. Перед глазами еще висела темная муть. Приходилось изо всех сил сдерживать судороги, а водка почти не действовала. Кестель хотел бы остаться в одиночестве, забиться под одеяло и перележать худшее время, дождаться, пока восстановится власть над телом.

      – Отравился из-за любви, как баба? – спросил пораженный Круг и захохотал.

      – Отвяжись, – посоветовал Кестель.

      – Ну ладно. Но, честное слово, упек ты меня дурацкой историей своей дурацкой жизни.

      – Я же сказал, отвяжись, – снова посоветовал Кестель, много раз рассказывавший свою историю и всегда получавший одни и те же насмешки. – Ты когда взял Алию, забрал все ее вещи?

      – Все, что было.

      – Тогда у тебя и ордер на нее, и мой медальон.

      – А, так это она, с портрета, – полковник ухмыльнулся во весь рот. – И медальончик твой, не чей-нибудь. Ну да, красивая.

      Кестель отставил стопку и выпрямился. Круг ему надоел. Очень.

      А вот Кругу не надоело.

      – Да