Закон Ордена. Петр Гурский

проводившей послушницу вглубь подземелья. Вскоре это лицо заслонили слои кирпичей – юную Алию замуровали в холодной стене. Хуже всего было, когда погасла свечка и воцарились темнота и тишина, казавшиеся бесконечными.

      Алия провела в стене два месяца без света, воды и еды, может, даже и без воздуха, использовала все, что годами вдалбливали ей о выживании – и выжила. Многим сестрам не хватило умения. Из стены тогда доставали их трупы, было много вони и грязи. Иные выжившие выходили седыми как старухи, никого не узнавали.

      Алие после испытания достался только страх темноты. Не самая тяжелая травма, и чаще всего с ним удавалось совладать. Чаще всего – но не всегда.

      – Жестоко, – повторила Алия про себя произнесенное полковником слово.

      Ей хотелось крикнуть о том, что Круг не имеет понятия о настоящей жестокости. Глупый мужчина. Хотя высокий и даже симпатичный. Но улыбаться Алие расхотелось.

      С каждой минутой темнота давила все сильней. Казалось, вернулись те давние времена, когда погасла последняя свечка.

      «Сестричка, я надеюсь, ты об этом помнишь, – подумала Алия. – Очень надеюсь».

      Было близ полуночи, когда Роттардамус, ловчий из Театра, положил в огонь толстый, напитанный смолой сук. Он тут же запылал, а Роттардамус посмотрел на пламя так, словно увидел впервые в жизни.

      – Пламя такое красивое и адски горячее, – сказал он. – Пусть разгорится сильней, а то у меня прямо яйца отмерзают.

      Другой ловчий, Лаль, посмотрел на стоящий рядом тюремный фургон.

      – Глупо оно как-то – стеречь только один бок.

      Роттардамус тоже чувствовал, что его поставили на глупое и бессмысленное дело. Конечно, иных пойманных надо стеречь крепче, чем остальных, но ведь такие хлопоты из-за бабы! Роттардамус был не очень высокого мнения о женщинах.

      – Да слыхал я о ней, – продолжил Лаль. – И не то чтобы говорили о чем-нибудь эдаком, отчего челюсть падает до пола. По-моему, подвигов за ней, как за обычным бандюгой.

      – Да, раз уж дала себя поймать, как-нибудь устережем, – согласился Роттардамус. – Нас тут вон сколько.

      – Но при полковнике лучше не говорить, что мы про это думаем, – напомнил Лаль. – Вон, Марваст распустил язык.

      – И что?

      – Будет целую ночь чистить нужник.

      – Мог бы он и заткнуться, – заметил Роттардамус. – Полковник не любит болтунов.

      – С другой стороны, мы стережем бок фургона, а Марваст драит латрину. Кому лучше-то, а?

      – Это да, – согласился Роттардамус, оторвал взгляд от костра и спросил: – А вот там кто?

      Пусть ночная вахта и не нравилась, но оба были опытными ловчими, и, если уж взялись за работу, никакая сила не могла их от работы оторвать. Было приказано сторожить – они сторожили.

      Потому оба заметили женщину еще до того, как она вышла из-за ближайшего фургона с провиантом. Ловчие заметили то, что от тени фургона оторвалась меньшая тень.

      На женщине был черный плащ и перчатки, лицо заслонял платок – и никакого оружия. На лице были открыты только