Егерь. Даниэль Зеа Рэй

последовали за ними.

      – А-а-а!!! – закричала Роден и вспыхнула на его глазах.

      Зафир одернул руку и отступил на шаг.

      Она лежала на кровати и смотрела на него в темноте. Ее кожа. Она вся светилась, будто кто-то зажег под ней сотни золотых огоньков.

      – Что… – прошептала Роден и присела в кровати, – что ты тут делаешь? – она натянула одеяло, прикрыв обнаженную грудь.

      – Извини. Тебе кошмар приснился. Ты кричала. Я не мог тебя разбудить.

      Свечение заволокла Тьма. Все погасло. Все стало как прежде.

      Роден щелкнула пальцами. Загорелся тусклый свет. Она потянулась к пачке с елотками на тумбочке. Закурила.

      – Спасибо, что разбудил, – она выдохнула дым. – Так бы и металась всю ночь.

      – Ты всегда голой спишь? – решил напоследок поинтересоваться Зафир.

      – Какие-то проблемы? – Роден потерла взмокший лоб.

      – Никаких проблем, – он улыбнулся и поспешил покинуть ее каюту.

      Он пил кофе на кухне, когда она вошла, замотанная в махровый халат.

      – И мне налей, пожалуйста.

      – Спасть ложиться больше не собираешься?

      – Попью кофе и пойду спать. А это что? – она потянулась к тарелке с нарезанным мясом и взяла кусочек. – М-м-м… И хлеб передай. Ага. Спасибо!

      – Любишь есть по ночам? – спросил Зафир, вгрызаясь в очередной бутерброд.

      – В Космосе не бывает дня и ночи. Только циклы, запрограммированные системой, чтобы такие, как мы, с катушек не съехали. Так что, сейчас ни ночь и не день. А я ем тогда, когда хочу есть.

      – Твой кофе, – он передал ей кружку.

      – Спасибо, – она пригубила кофе. – Ну а ты чего не спишь?

      – Покой твой стерегу, – отшутился Зафир.

      – Раз уж мы решили позавтракать посреди ночного цикла, может, обсудим дело, ради которого я лечу на Олманию?

      – Не на этом корабле. И не во время полета. Извини, – Зафир откусил кусок бутерброда и пожал плечами.

      – Не доверяешь, значит, – хмыкнула она.

      – Мы, олманцы, вообще народ странный.

      – Ладно, – согласилась Роден. – Не хочешь о деле, давай о семье твоей поговорим. Родители живы?

      – Не знаю, – Зафир глотнул кофе. – Я приемный ребенок. Меня к дверям приюта в корзине принесли. Приемная мама пыталась найти сведения о них, но тщетно.

      – Она жива?

      – Нет. Их с отцом уже давно нет.

      – Ясно, – вздохнула Роден, доедая бутерброд. – А сестра твоя? Она тоже приемный ребенок?

      – Нет. Она – родной ребенок.

      – Понятно, – кивнула Роден. – Поздний и долгожданный сюрприз?

      – Чудо, – улыбнулся Зафир. – Назефри – настоящее чудо.

      – Тогда все еще сложней, чем я себе представляла, – она глотнула кофе и закурила.

      – Почему ты думаешь, что все так сложно?

      – Ревность в семье приемного ребенка к родному всегда оставляет более грубые деформации. Но ты, судя по всему, сестру любишь. Так что вряд ли здесь будут скрываться какие-то большие подводные камни. Хотя, с женщинами проблемы могут быть серьезные. Ты, случаем, не гей?

      Зафир