Егерь. Даниэль Зеа Рэй

и уродливая, как снаружи, так и внутри. Меня никто не любит, – Роден задумалась, – даже кошак, живущий в нашем имении вот уже тринадцать лет. Всем насрать на Страшилу. А Страшиле насрать на всех. Хотела избавить мир от своего присутствия, да вот, – Роден запрокинула голову и уставилась в потолок, – бляди не дают…

      – Лучше бы дали! – пискнула Язва.

      – Вот и я их прошу, а они меня к Доктору Кашпо. Говорю же, бляди…

      – Спасибо, Роден, – вздохнула доктор. – Следующий?

      – Следующий, – отозвался мужчина в кресле, чем привлек внимание Роден.

      Она склонила голову, взглянула на чудака и вернулась к созерцанию потолка.

      – Мы все должны хотя бы представиться, – напомнила Кашпо.

      – Следующий, – повторил мужчина.

      – Но ты последний в группе, Паскаль.

      Мужчина вольготно закинул ногу на ногу и поудобней устроился в кресле.

      – Называйте меня «Темный», – попросил он.

      – Темный? – переспросила Кашпо.

      – «И в сумраке печалей не разглядеть его лица. Он отравляет все своим приходом. Он Темный, как его душа, и, в то же время, Он – посланник Бога».

      Роден медленно склонила голову и уставилась на мужчину, который цитировал поэму Сугрида Лэвэ – одного из малоизвестных суирских поэтов.

      – «Я верую, что все есть связи в этом мире, – произнесла она. – И там, где правит Свет, в тени нас поджидает Тьма. А если Он десница Бога, то в сумраке печалей у Смерти все же нет лица».

      Хлопок. Еще один. Роден повернулась к аплодирующему Красавчику. Кажется, тот был впечатлен.

      – А мне начинает нравится ваша кампания! – весело заявил он. – Кто написал эту помпезную хрень о смерти?

      – Сугрид Лэвэ, – ответил Темный.

      – Никогда о нем не слышал, – Красавчик повернулся к Лоскутному Одеялу. – А ты слышала о таком?

      – Нет, – пожала плечами она.

      – А ты, Язва?

      – Пошел ты! – шикнула та.

      Красавчик прищурился и наклонился вперед:

      – Может еще кого-нибудь процитируешь, а, Темный?

      – В другой раз, Индрих, – улыбнулся тот.

      – А ты вообще с какой планеты? – продолжал напирать Красавчик.

      – С дальней, – ответил он.

      – Опять секреты! Мы же вроде как самые родные в этом месте. Я – олманец, – он указал пальцем на свои светящиеся голубые глаза, – только в гробу погаснут. Одеяло у нас суирянка, – он подмигнул ей, – если только не крашенная с отбеленной кожей. Язва, – он повернулся к ней лицом, – ты ведь с Ливзеры: вы все там бронзовые, по-моему. Страшила, – он указал пальцем на Роден, – ты ведь тоже суирянка? Ну, или была ей когда-то… А вот кто ты такой, Темный?

      – Мать суирянкой была, – ответил он.

      – А отец? – насупился Красавчик.

      – А отец ее изнасиловал, – Темный закрыл глаза и отвернулся.

      Повисла тишина.

      – Дерьмовое происхождение! – выдала Язва и засмеялась в кулачок.

      Все, включая Кашпо, уставились на нее.

      – Доктор Кашпо, – произнесла Роден, – может, закруглимся на сегодня?

      – В этом я соглашусь с тобой,