Речка звалась Летось. Сергей Секацкий

жизнь потом помнить, конечно.

      Очень вскоре Тамара подошла ко мне и сказала тихо:

      – Ну, теперь публичность ни к чему. Не светись здесь. Иди, встречай свою красавицу у переправы. Ждать недолго придется, – она мне лукаво улыбнулась, – а вот назад можешь не торопиться, даже если Танька просить станет. Да она и не станет.

      И я ушел. Сгорбившись, сидел у переправы. Разумеется, сбежать сейчас отсюда, подвергнув всех участников действа невиданному позору, было немыслимо. Я говорил себе: ничего не буду там делать… посидим да обратно придем… и искренне верил, что так оно и будет, одновременно понимая, что не будет такого никогда: Танюша заполонила все мое сознание.

      Ждать действительно пришлось удивительно недолго. Лодка с Колей и Таней тихо причалила, они молча вышли, Коля, не смотря в мою сторону, протянул мне ладонь, мы обменялись рукопожатием (так!), а потом он слегка подтолкнул Танечку ко мне и пробурчал:

      – Иди. Теперь твоя очередь, – и молча, опять-таки нелепо махнув рукой, побрел к клубу.

      Мы на лодочке переплыли Летось так же молча, и вообще, слов было с десяток всего произнесено. Вот они все. Когда вышли, Таня сказала:

      – Пошли. Есть одно место.

      Мы пошли. Чуть только скрылись в кустах, из-за реки, из зала, донесся разбойничий свист и крики. Я вопросительно посмотрел на нее:

      – Коля пришел. Значит, Летось открыта. Традиция такая: как последняя пара, назначенная невестой, за Летось уйдет, открывается река. Сейчас сюда толпы побегут.

      Уже на месте (а шли мы минут десять, если не пятнадцать):

      – Подожди минуточку.

      Она, никуда не уходя – не прячась, просто отвернувшись, сняла платье, аккуратно развесила его на деревце, чтоб не пострадало – не помялось, и спокойно, без видимых эмоций, повернулась ко мне: ослепительно (для меня или на самом деле?) красивая, в трусиках и лифчике, положила мне руки на плечи:

      – Теперь ты. Действуй. Я сейчас твоя невеста.

      Что дальше было, описывать не берусь. Слов таких не знаю. Было хорошо. Очень было хорошо.

      Вот еще: когда назад-таки возвращались (за временем не следил) и вот-вот из зоны невидимости должны были выйти на тропинку, ведущую к переправе, показаться людям на том берегу, я понял, что не хочу… не могу ее отпустить, и, взявши за плечи, повернул в ближайшее укромное местечко – повторить то, что было три года назад. Таня тихо повернулась, ни слова не говоря, и оно повторилось… если можно сказать «повторилось» о том, что заняло раз в пять больше времени.

      И вот только теперь, когда абсолютно ясно стало, что больше я уже никакой силой, полностью иссякнув, ничего не могу, что она отбыла (отработала?! с радостью получила?!) свое, мы разговорились. Вначале пробило меня, и я что-то лепил бессвязными обрывками фраз: какая она хорошая, и как все это здорово, и что ничего лучше никогда я не представлял, и быть того не может… Потом стала выговариваться Танечка:

      – Сережа! Ну если я так тебя вдохновляю – я ведь была самой собой – или как там, прости, сама собой, самою собою, что ли, тьфу ты, Господи, – собой, короче, а не Наташей, правда ведь?

      Я кивнул:

      – Конечно.

      – Так что же ты меня только арендуешь? Почему бы тебе меня не взять, скажем так, на постоянной основе? Не навсегда – на несколько лет. Я