О мир! Очерки бывалого путешественника, не чуждые мыслей и юмора. Николай Боровой

хотел поставить опыт и буйство модернистской архитектурной фантазии. Однако, здесь же таилась главная проблема. О модернистской тяге Гауди к эклектике, фантасмагории и гротеску, еще более структурно-конструктивной концепции, говорят целостный облик тех частей здания, которые возвел сам архитектор, то есть заявленная им концепция художественно-декоративного и образного решения, включавшая сложную форму колонн, проемов, перекрытий и т. д. Буйству фантазии и архитектурной мысли Гауди конечно же нельзя не восхититься, родившийся в его сознании, лишь малой частью и намеком воплощенный им образ и замысел собора, безусловно был по своему гениален, что в дилемме «срыть и законсервировать или продолжать», однажды подвигло на цель любой ценой закончить строительство. Однако, с самого начала, в как таковой задумке Гауди и в наиболее близких ей, им лично возведенных частях собора, проступает концептуальный отход от сакральности здания, от ее ощущения и глубокого продумывания и поиска средств ее архитектурно-декоративного воплощения, или же иначе – очевидный перевес в сторону оригинальной и гротескной образности, блеска художественной модернистской фантазии, множественных и исключительных художественных особенностей, которые в пору Гауди еще можно было счесть достоинствами. Гауди очевидно реализует гротескный архитектурно-художественный образ, модернистский и стилистичный, небывало будивший его вдохновение и фантазию, но весьма далекий и от идей и чувства сакральности пространства и здания католического собора, и от достоверно-правдивых средств неоготики или любого иного из известных и каноничных, исторически сложившихся в религиозном зодчестве стилей, способных ореол и дух оной воплотить. Архитектор очевидно словно бы не понимает, что с тем же эклектично-коллажным и гротескным подходом, с которым он создал «Ла Педреру», «Каза ди Гуэль» или «Каза ди Балио», не вполне приемлемо приступать к возведению не готической фантазии на тему католического собора, а фактически действующего собора, который призван служить сакральным пространством веры и причащения ей, должен поэтому быть пропитан именно тщательно созданным и выверенным в средствах и образности духом сакральности, а не буйством и вдохновением гениальной модернистской мысли. Самый первый взгляд на возведенную Гауди часть собора, заставляет чуть ли не задохнуться от восхищения перед грандиозностью и необычностью замысла, буйством зодческого вдохновения, экстраординарностью образности, то есть конструкций и декора, фактически – от явленной глазам попытки воплотить в функциональном архитектурном сооружении, громадном размерами, чуть ли не живописный его гротескностью и сложностью образ из модернистской мысли и эскизов архитектора. Другими словами, сам Антонио Гауди изначально заложил в его детище некую дисгармонию между целями и сутью возводимого здания