Белая обезьяна, чёрный экран. Ольга Аникина

через мутное стекло.

      – И всё-таки вы довольно точно описываете своё состояние.

      – Это даётся нелегко.

      – Поработайте ещё немного. Можно и не говорить.

      – А чего вы от меня хотите, чёрт побери?

      – Напишите.

      – Зачем? У меня нет такого дарования!

      – Будет легче. Запишете – сможете подумать, исправить. Отыскать слово.

      М о л ч а н и е

      – Попробуйте. Всё равно тратите время даром. Лучше записать историю, чем пить препараты.

      – Давно не писал от руки. Уже и забыл, как это.

      – Компьютеры в отделении запрещены. Забываете слова? У меня много словарей. Если хотите, завтра принесу.

      – Ничего у вас не выйдет.

      – А у вас выйдет. Напишите историю. Про вашего первого пациента. Того, которого вспомните, о ком захотите рассказать.

      – Не знаю.

      Задание 1

      В первый раз

Из коробки № D-47/1-ЮХ1995 г.

      Наутро в отделении всё уже было как обычно.

      Стояла тишина: тревожная, душная, кисловатая. Рита ушла в сестринскую и, наверное, спала. А я не спал. Бродил по палате, собирался выйти покурить на улицу. Не дойдя до лестничной клетки, разворачивался. Возвращался в палату и садился за стол.

      К двум койкам возле правой стены я подходил ночью раза три; мониторы показывали, что на этом маленьком островке всё спокойно и планово. Именно этих больных сегодня отгрузят в первую хирургию, ведь по меркам ОРИТа2 они считались уже практически здоровыми.

      Бабка у окна храпела. Катетер торчал из её бёдер, как стебель из листьев. Всю ночь бабка металась и вопила, словно мозг её был яснее ясного, словно она понимала всё происходящее, – то ли звала кого-то на помощь, то ли прогоняла.

      У «моей» пациентки аппарат ИВЛ шарашил будь здоров, поршень ходил вверх-вниз, гармошка растягивалась и сжималась. Сатурация девяносто шесть. Вот то-то же.

      После общей летучки заведующий Виктор Семёнович обходил реанимационные палаты. Я передал смену и мог уйти, но болтался в отделении. Я ждал. От нечего делать начал строить башенку из коробочек с ампулами. Неловко повернувшись, нечаянно задел стойку, и флаконы зазвенели. Заведующий обернулся на шум.

      – Что, коллега, судя по всему, ночка была образцово-показательная, – чуть улыбаясь губами с синими жилками, сказал он.

      Я развёл руками и, кажется, тоже улыбнулся. Виктор Семёнович взял со стола потрёпанную историю болезни и начал её листать.

      – Было проведено… Закрытый массаж, ну-ну. Де-фибрилляция, интубация, атропин, – вслух читал он. – Хм, ну, допустим. Адреналин тебе тогда зачем, если сердце уже завёл? – заведующий оторвался от чтения и поднял на меня глаза.

      – Виктор Семёнович, так схема же стандартная… – ответил я быстро, как на уроке.

      Он кивнул и снова заглянул в историю.

      – Реанимационные мероприятия можно считать результативными, – читал он, водя ручкой по строчкам. – Давление девяносто на шестьдесят, сатурация девяносто восемь, пульс восемьдесят два.

      Я молчал.

      – Ну что, поздравляю, – сказал заведующий. – Не прошло и полугода, как боевое крещение состоялось.

      – Да

2

ОРИТ – отделение реанимации и интенсивной терапии.