Мои любимые чудовища. Книга теплых вещей. Михаил Нисенбаум

«художник В. Вялкин». Возможно, это было совпадение. Мало ли на свете художников В. Вялкиных.

      Понедельник был самым тихим днем в неделе. Выставка была пуста еще безнадежнее, чем всегда. В другие дни сюда хотя бы доносился оживленный гомон с первого этажа. По понедельникам зал посещали немногие, а те, что приходили, были какими-то притихшими, точно раскаивались в несвоевременном легкомыслии. В этот понедельник было мое дежурство. Я пытался читать, потом смотрел в окно. Спустился в буфет, купил бутерброд и стакан чаю. Опять принялся за книгу. После обеда в клуб пришел Фуат Шарипов. Я ужасно обрадовался. Ведь с утра в зале, кроме меня, побывала только здешняя кошка. Фуат неторопливо прошествовал через весь зал, не вынимая рук из карманов пальто. При его приближении я встал и поклонился.

      – Здорово, волосан, – приветствовал меня йог, – все маешься при искусстве?

      – Привет представителям оккультизма и восточных суеверий!

      – А где посетители?

      – Да вот, как узнали, что ты придешь, так всех повыгоняли.

      – Ну что… Осмотреться, что ли…

      Я пошел по выставке вместе с ним. Странно. Почему-то одни и те же вещи воспринимаешь по-разному в обществе разных людей. Смотришь любимый фильм с одним человеком – и словно видишь его заново. А с другим сидишь и ждешь, когда же наконец пойдут титры. Рядом с Фуатом я вдруг понял, как хорош клёпинский «Шиповник № 3». Кстати, только сейчас разглядел, что в воде между корней плавает маленькая китайская рыбка. Как раз в этот самый момент Фуат задумчиво произнес:

      – А шиповник у него хорош.

      – Пожалуй.

      – Выходит, Клёпин тоже иногда умеет созерцать. Вот бы ему почаще так смотреть на вещи.

      – Интересно. А в других картинах у него что, по-твоему? Не созерцание?

      – Нет. Это, знаешь, когда дадут в рог и искры летят. Искры видно, а вещи – нет.

      – Ну, не знаю. Если смотреть только на вещи, незачем рисовать.

      – Вот я и не рисую, – гордо сказал Фуат. И мы пошли дальше.

      У вялкинской стенки Фуат произнес только:

      – Вялкин… Вяленый фиалкин…

      – Но-но, – я предостерегающе возвысил голос.

      – Ну не нравится мне. Что я могу поделать?

      – Помолчать.

      Мы помолчали. Помолчали у картин Чуренкова. Помолчали у моих картин. Молчание у моих картин мне понравилось. Фуат кивнул в сторону девушки и посмотрел на меня с интересом. Я выдержал взгляд, дав понять, что отказываюсь от комментариев. Фуат все понял. Мы сели в кресла рядом с журнальным столиком. Фуат взял в руки «Книгу отзывов», открыл и стал читать. Пару раз фыркнул. Достал свою ручку (привязанная к «Книге» ручка чем-то ему не понравилась, должно быть, именно своей привязанностью) и, на секунду задумавшись, написал что-то на свободной странице. Спрятал ручку, закрыл «Книгу» и положил на стол. Вид у него был подозрительно довольный. Фуат не из тех, кто будет записывать свои впечатления во всяких там «Книгах отзывов». Я тут же открыл «Книгу». И прочел следующее:

      Затея,