Мои любимые чудовища. Книга теплых вещей. Михаил Нисенбаум

обернулись. Я пошел к ним, еле удерживаясь от того, чтобы перейти на бег.

      – Валерия, можно вас еще увидеть?

      – А нужно? – спросила она, глядя исподлобья.

      – Если бы вы только могли представить, как нужно, вы бы просто не уходили.

      Рита смотрела на нас во все глаза.

      – Ну давайте встретимся здесь, у кассы, – предложила Лера безо всякого смущения.

      – Давайте. А когда?

      – Через год в это же время.

      – Что?

      – Шучу. Завтра в половине пятого.

      И они ушли, а я остался. Остался, как пустое место. Меня самого тут уже не было, я шагал там, по улице, рядом с Лерой. Но это пустое место, оставшееся от меня, светилось, улыбалось и было готово прыгать по стенам, картинам, креслам и потолку, как одуревший солнечный зайчик. Я смотрел в окно.

      За кронами пошатывающихся тополей были видны трамвайные пути и конечная остановка. И тут произошло вот что. Из-за поворота медленно выехал старый желто-бордовый трамвай. Кажется, он был переделан в ремонтный вагон. Я не верил собственным глазам. Набирая скорость, вагон пересек улицу, миновал остановку и скрылся из виду.

2004

      Родите мне старшего брата!

1

      Шли зимние каникулы, в которых каждый день наперечет. Только вечером первого января кажется, что время засмотрелось на елочные игрушки и будет так стоять вечно. Но никакие каникулы не длятся вечно, тем более зимние.

      На излете каникул ребята из нашего дома пошли кататься на лыжах на Трехскалку. Точнее, это я так думал: мол, покатаемся с горок и вернемся во двор. А вышло по-другому. Ребята, оказывается, решили на Трехскалку просто заехать, а потом отправиться в настоящий длинный поход к охотничьей сторожке. Сторожка находилась за Исой, за Солодовым логом и даже за Бездонкой, километрах в пятнадцати. Ну и обратно, понятно, не меньше.

      Все, кроме меня, были к походу готовы заранее: оделись тепло, взяли с собой еды, а у Витали Лоянова был даже термос с какао. Мне о походе ничего не сказали ни вчера, ни сегодня утром, пока мы еще были возле дома. И Олегу Капорину из первого подъезда тоже ничего не сказали. Выходит, договаривались заранее и без нас. На Трехскалку покататься в последний момент позвали, а потом, уже на горке, кто-то возьми да скажи:

      – Слышь, Михан, в охотничью сторожку с нами поедешь?

      – Конечно, поеду, – радостно ответил я.

      Хорошо, что позвали хотя бы сейчас, могли ведь и вообще не сказать, а назавтра все делились бы впечатлениями, как было зыконско, да какая там сторожка, да какого видели в лесу бурундука или что на Бездонке лед черный. Перебивали бы друг друга, хохотали, и было бы ясно, что они все вместе, а ты нет. Кстати, Олег Капорин от компании оторвался, хотя ему тоже предложили. Но как не ехать? Сначала не взяли, не сочли достойным, а потом все же позвали, надумали. Как бы присмотрелись и обнаружили то, чего еще вчера не видели. Не поехать значило бы подтвердить правильность неприглашения: мол, говорили же, что не надо, а он и сам не захотел.

      На Трехскалке было весело. На буграх, откуда можно было съезжать, толпились очереди. Если кто-то мешкал, сзади кричали: «Вали, кóзел, не один у мамы!». Снежная пыль алмазно дымила на солнце и опахивала