Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли. Стивен Кинг

кажется, – задумчиво вымолвила Сильвия Питтстон, – будто я знаю лично всех тех, о ком говорится в Писании. Только за последние пять лет я зачитала до дыр три Библии, и еще множество – до того. Хотя книги и дороги в этом больном мире. Я люблю эту Книгу. Я люблю тех, кто в ней действует. Рука об руку с Даниилом вступала я в ров со львами. Я стояла рядом с Давидом, когда его искушала Вирсавия, купаясь в пруду обнаженной. С Седрахом, Мисахом и Авденаго была я в печи, раскаленной огнем. Я сразила две тысячи воинов вместе с Самсоном и по дороге в Дамаск ослепла от света небесного вместе с Павлом. Вместе с Марией рыдала я у Голгофы.

      И опять тихий вздох прошелестел по рядам.

      – Я узнала их и полюбила всем сердцем. И лишь один, – она подняла вверх указательный палец, – лишь один из актеров великой той драмы остается для меня загадкой. Единственный, кто стоит в стороне, пряча лицо в тени. Единственный, кто заставляет тело мое дрожать – и трепетать мою душу. Я боюсь его. Я не знаю его помыслов и боюсь. Я боюсь Нечистого.

      Еще один вздох. Одна из женщин зажала рукой рот, как будто удерживая рвущийся крик, и стала раскачиваться все сильнее.

      – Это он, Нечистый, искушал Еву в образе змия ползучего, ухмыляясь и пресмыкаясь на брюхе. Это он, Нечистый, пришел к сынам израилевым, когда Моисей поднялся на гору Синай, и нашептывал им, подстрекая их сотворить себе идола, золотого тельца, и поклоняться ему, предаваясь мерзости и блуду.

      Стоны, кивки.

      – Нечистый! Он стоял на балконе рядом с Иезавелью, наблюдая за тем, как нашел свою смерть царь Ахав, и вместе они потешались, когда псы лакали его еще теплую кровь. О мои братья и сестры, остерегайтесь его – Нечистого.

      – Да, Иисус милосердный… – выдохнул старик в соломенной шляпе. Тот самый, кого стрелок встретил первым на входе в Талл.

      – Он всегда здесь, мои братья и сестры. Он среди нас. Но мне неведомы его помыслы. И вам тоже неведомы его помыслы. Кто сумел бы постичь эту ужасную тьму, что клубится в его потаенных думах, эту незыблемую гордыню, титаническое богохульство, нечестивое ликование?! И безумие, воистину исполинское, всепоглощающее безумие, которое входит, вползает в людские души, точит их, будто червь, порождая желания мерзкие и нечестивые?!

      – О Иисус Спаситель…

      – Это он привел Господа нашего на Гору…

      – Да…

      – Это он искушал Его и сулил Ему целый мир и мирские услады…

      – Да-а-а-а-а…

      – И он вернется, когда наступит Конец света… он, Конец света, уже грядет, братья и сестры. Вы это чувствуете?

      – Да-а-а-а-а…

      Прихожане раскачивались и рыдали – паства стала похожа на море. Женщина за кафедрой, казалось, указывала на каждого и в то же время ни на кого.

      – Он придет как Антихрист, алый король с глазами, налитыми кровью, и поведет человеков к пылающим недрам погибели, в пламень мук вечных, к кровавому краю греха, когда воссияет на небе звезда Полынь, и язвы изгложут тела детей малых, когда женские чрева родят чудовищ, а деяния рук человеческих обернутся кровью…

      – О-о-о-о…

      – О