.

поэзии, – тихо и проникновенно проговорила Света и посмотрела на меня своими ясными, чуточку повлажневшими глазами. – А вот Надежда не понимает. У неё всё проще. Проще сходится с людьми, даже на связь идёт просто. Понравился и… готова на всё. Даже иногда сама проявляет волю. Может, потому что не сложилась жизнь. Впрочем, не будем о ней. Я, как она, не могу. Мне надо время, чтобы проникнуться чем-то таким, что позволит сделать такой шаг. Может в этом мире меня не все поймут…

      – Что вы, что вы, – возразил я, догадываясь, что эта фраза косвенно обращена ко мне, поскольку попытки завладеть её рукой, пока только рукой, продолжались с моей стороны.

      И если ещё недавно где-то в глубине души таилась надежда на постепенное приближение к тому рубежу, к которому вольно и невольно стремится большинство мужчин в отношениях с женщинами, то теперь я понял – с удивительной, во многом неповторимой Светочкой, что вовсе не этот рубеж может быть самым главным. Не случайно же я заговорил о Пришвине, о его необыкновенном семейном счастье при разнице в возрасте – подумать только – в двадцать семь лет. У нас-то разница была гораздо меньше. А всё же была и слегка тревожила меня.

      «Да что же это со мною происходит? Неужели, неужели же я влюблён? Не может быть, ведь прошло всего несколько часов?»

      Но ответ был один. «Да, влюблён». И мои чувства росли и росли в геометрической прогрессии.

      Мы проверили лодку. Она была на месте. Буря не сорвала крепления, правда, воды набралось много! Утром предстояло откачивать.

      Медленно направились к дому. Остановились на веранде. Она позволила подержать свои ручки в моих сильных, крепких ладонях. Я осторожно пожимал её изящные пальчики, не решаясь сделать даже малейший очередной шаг.

      Наши глаза встретились. Что она читала в моих глазах? Что читал я в её глазах? Мы читали такое, во что трудно верили сами.

      Она молча повернулась и вошла в дом. Комнату я ей уже указал. Была она на втором этаже, рядом с моей. Мы поднялись по лестнице, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Надежду.

      Остановились на пороге её комнаты. Я снова взял её ручки, и она улыбнулась, проговорив:

      – Они вам так нравятся, мои руки? Может быть, вы их хотите забрать совсем?

      – Конечно, – сказал я. – Конечно. Я попрошу одну руку – вашу руку, а заберу, если позволите, и обе милые ваши ручки, и ваше сердце, такое необыкновенное, чудное сердце.

      Она отпрянула. Посмотрела на меня тем же, поразившим меня пронзительным взглядом, но ничего не сказала.

      Не знаю уж как она, но я с большим трудом заставил себя завершить это наше странное общение. И тут, случилось невероятное, она быстро обняла меня, поцеловала в губы, прямо в губы, и тут же скрылась в своей комнате, плотно закрыв дверь.

      Я некоторое время стоял в замешательстве. Сердце моё готово было выпрыгнуть из груди.

      В какую-то минуту я даже подумал, а не войти ли к ней… Но остановил себя: «Нет, это был порыв, замечательный порыв, но никак не приглашение к действию».

      Стоит войти – и можно