За дверью. Максим Сергеевич Евсеев

глубоко вздохнул. По-видимому, ему поскорее хотелось попасть в номер, где он сможет вновь напиться и отречься от грустной и противной реальности. Он обратился к Бельцеру с просьбой, больше похожей на приказ:

      – Позови конвойного.

      Александр Германович открыл дверь и жестом подозвал стоявшего снаружи конвоира. В помещение вошел плотный высокий мужчина и словно робот, выпалил:

      – Встать, руки за спину.

      Он достал наручники и защелкнул их на запястьях Игоря. Мужчина постепенно успокоился и перестал хоть как-то реагировать на происходящее. Он вернулся в свое привычное состояние мрачной задумчивости и вновь молился Богу. Но и ему самому, и психологу казалось, будто в нем случился очень сильный надлом. И пока оставалось непонятно, хорошо ли это или плохо.

      Собирался уже уходить и Михаил, но Александр Германович остановил его каверзным вопросом:

      – Не хочешь ли ты разобраться с первым убийством?

      Следователь остановился и повернулся в Бельцеру:

      – Хочу, именно поэтому завтра я доломаю его.

      – Ты посмотри на него, он же не сознается. Он и здесь-то лишь со скрипом все подписал, а на то, чтобы доказать его причастность к первой жертве уйдут недели, месяцы. Ты готов на это?

      Крылов не задумываясь ответил:

      – Этого не будет, он все скажет завтра. И я очень надеюсь, что сейчас он нам врет. А ты как думаешь?

      Психолог обошел стол и сел на небольшой металлический стул, на котором только что находился Петренко. Доктор попробовал поместить себя на его место, понять логику действий и поведение. Иными словами – почувствовать себя в его шкуре.

      – Садись, нам надо поговорить. – Позвал поравняться с ним Бельцер. – Пока не сядешь, разговора у нас точно не выйдет.

      – Хочешь устроить психотерапию? Она мне не нужна, со мной все нормально.

      – Называй как хочешь, но в первую очередь сейчас я очень прошу тебя сесть.

      Психолог учтиво показал на стул рукой и улыбнулся. Этот очевидный манипулятивный жест подействовал на Михаила и тот, глубоко вздыхая, сел. Он расположился так, что его ноги оказались направлены как можно ближе к выходной двери. Туда же он повернул свой корпус. Затем несерьезным, ребяческим тоном кинул:

      – Валяй.

      Психолог смотрел ему в глаза, пытаясь найти там человеческие черты. Ему это даже удалось сделать. Он отыскал в себе внутреннюю точку опоры и потихоньку начал:

      – Ты ассоциируешь себя с ним, с маньяком? Только не отводи взгляд и отвечай честно.

      – Нет. – Чуть помотав головой ответил Крылов. Его рука потянулась к подбородку, дабы в очередной раз почесать его.

      – Почему? – Тоже почесал подбородок Бельцер.

      – Потому что мы по разные стороны баррикад. Он там, а я здесь. Если бы я ассоциировал себя с ним, не стал бы его бить, и уже тем более не сидел бы напротив него, ведя допрос с пристрастием.

      – А может ты открыл в себе сочувствие к убийцам и педофилам