Иерихон. Басти Родригез-Иньюригарро

А вы могли бы? Тут давно не случалось кровавых драм. Люди устают, если ничто не тревожит их воображение. Именно поэтому вам следует быть осторожным. Валентина окончательно демонизирует ваш образ, если посчитает это необходимой мерой, и вас порвут на фантики с плохо скрываемым сладострастием.

      Командор подумал о Валентине, сладострастии, фантиках, и предпочёл сосредоточиться на стакане.

      – Мне знаком этот вкус. Определенно знаком. Что там?

      – Горечавка, аир, померанец. Всего не перечислю. С нашими ресурсами следовать оригинальному рецепту трудно, но получилось, по-моему, сносно, даже с искусственным кармином. Разводить кошениль было не с руки. Так значит, Валентина по-прежнему не может успокоиться на ваш счёт. Я её понимаю: мне вы тоже сначала не понравились.

      – А кому понравится выходец из-под земли?

      – Ещё и такой неразговорчивый. «Кто вы? – Кампари. Сколько вам лет? – Пятнадцать». На прочие вопросы – никакой реакции.

      Он помрачнел. Тот день помнился смутно, больше – по пересказам настоятельницы. Первые пятнадцать лет жизни представляли собой terra incognita, поэтому о смене имени речи не шло: он цеплялся за него как за ключ. Замочную скважину предстояло найти.

      Кампари быстро выбрал сказку про барьер, которая нравилась ему больше прочих. Первозданный хаос волновал воображение, но не давал альтернативы, выжженная войной пустыня – тем более. Поэтому он уверовал во враждебные государства.

      Ведь что-то подсказывало: жизнь может быть устроена иначе, законы и правила – не истина на все времена, а ответы на запросы переменчивой среды, и он, Кампари, в этой среде – инородное тело.

      На предмет того, как это самое тело попало в Агломерацию, у него тоже появились соображения. Если он родился за барьером, а в пятнадцать оказался в монастыре с утекшей сквозь пальцы памятью, возможно, он заслан в Агломерацию, чтобы разрушить идеальную систему изнутри или взломать барьер. Утекшая память – надёжная защита. Даже если он попадёт под подозрение, то на допросе не сообщит ничего конкретного, потому что ничего не знает. Если некая цивилизация вместо техники развивала мозг, что помешало бы ей подготовить идеального резидента – чистый лист?

      Сначала Кампари развлекался этими фантазиями, когда декреты, графики и гражданское воспитание набивали оскомину. Со временем он окончательно поверил в собственный вымысел, и высокомерие человека, осознавшего свою исключительность, смешалось со стыдом и тревогой.

      Просветление неизменно совпадало с периодами отчаяния и апатии: тогда он вспоминал, что сам придумал себе роковое предназначение, и дотошно отделял зёрна фактов от плевел предположений. В сухом остатке выходило: физически он отличается от прочих горожан. Слегка.

      Валентина не ошиблась: у Кампари действительно не росли волосы и не заживали царапины, с которыми он появился в монастырских подвалах. Медики, не найдя объяснений, постановили: «Некоторые процессы в организме замедлены, а патология это или эволюция – покажет время». Кампари тактично не упоминал