Автостопом по Галактике. Ресторан «У конца Вселенной». Дуглас Адамс

то, блакуда, догоню и так отчермутожу, что до круземных фрагоперов не захбудешь – чтоб мне не быть вогоном, паска!

      – Ннннииаааяяяяя! – завизжал Форд Префект и обмяк на ремнях, когда электронное очарование последней строки поразило его в самое сердце.

      – Теперь, земляне, – заявил вогон (он не знал, что Форд Префект на самом деле родом с маленькой планеты близ Бетельгейзе, да и знал бы – не обратил внимания), – я предоставляю вам выбор! Либо умрите в вакууме космоса, либо… – он выдержал мелодраматическую паузу, – либо скажите: как вам мои стихи?

      Форд судорожно вздохнул, провел пересохшим языком по шершавому нёбу и простонал.

      – Вообще-то мне понравилось, – бодро сказал Артур. У Форда от удивления отвисла челюсть. До такого подхода к делу он еще не додумался.

      Вогон приподнял брови (они надежно прикрывали нос и потому вызывали у зрителя скорее приятные чувства) и с долей растерянности проговорил:

      – Вот как?..

      – Да-да, – заверил Артур. – Меня просто потрясла их метафизическая образность.

      Форд не сводил с него глаз, пытаясь привести в порядок мысли и настроить их на этот совершенно новый, неожиданный лад.

      – Ну же, дальше! – нетерпеливо сказал вогон.

      – И… э-э… оригинальная ритмика, – продолжал Артур, – которая контрапунктирует… э-э…

      Он запнулся, и тут ожил Форд:

      – …контрапунктирует сюрреализм основополагающей метафоры…

      Он тоже запнулся, но Артур уже подхватил эстафету:

      – …человечности…

      – Вогонечности, – прошипел Форд.

      – Да, вогонечности чуткой души поэта, – тут Артур, так сказать, оседлал своего конька, – которая посредством самой структуры стиха сублимирует одно, освобождается от другого и находит общий язык с фундаментальной дихотомией третьего. Приходит глубокое и ясное понимание того… э-э… того…

      Форд нанес завершающий удар.

      – Того, о чем шла речь в произведении! – воскликнул он и добавил сквозь зубы: – Молодец, Артур, ловко сработано.

      Переполненная горечью душа вогона была тронута. Но потом он подумал: «Нет, слишком поздно!» И сказал:

      – Итак, вы считаете, что я пишу стихи, потому что под маской черствости скрывается ранимость и желание быть любимым? Да?

      Форд издал нервный смешок:

      – Все мы в глубине души…

      Вогон встал:

      – Вы жестоко заблуждаетесь. Я пишу стихи, чтобы дать волю своей черствости. Эй, охранник! Отведи пленников к шлюзу номер три и вышвырни их в космос!

      Здоровенный молодой вогон выступил вперед и толстыми ручищами вырвал их из стульев.

      – Нас нельзя в космос, – взмолился Форд. – Мы пишем книгу!

      – Сопротивление бесполезно! – рявкнул охранник. Это была первая фраза, которой он научился в армии.

      – Я не хочу умирать! – закричал Артур. – У меня еще головная боль не прошла!

      Охранник крепко схватил их за шеи и вытолкал в коридор. Хлопнула стальная дверь.