Стелла. Чарльз Гэвис

и слабый румянец залил ее щеки.

      – Это я должна просить прощения; я не боюсь, но ваша лошадь была … напугана мной?

      Он мельком взглянул на лошадь, которая теперь стояла достаточно тихо.

      – Это глупая скотина! – быстро сказал он, – упрямое созданье не способно бояться. Это было просто притворство.

      – За что вы ее наказали, – сказала Стелла с быстрой улыбкой.

      Он поднял на нее глаза, и в них и на губах медленно появилась та улыбка, о которой говорил мистер Этеридж и которую Стелла предвидела.

      – Вы боитесь, что я снова ее выпорю?

      – Да, – сказала она с простой прямотой.

      Он посмотрел на нее с любопытной улыбкой.

      – Вы правы, – сказал он, – Бывают моменты, когда ей требуется небольшая поправка; сегодняшний вечер – один из них. Мы не виделись некоторое время, и она забыла, кто здесь хозяин. Но я не забуду ваше "Нет" и пощажу ее; вы довольны?

      Это была странная речь, завершившаяся странно резким вопросом. Это было характерно для оратора, который, вероятно, за всю свою жизнь ни на мгновение не догадывался, что такое нервозность или смущение. Судя по его тону, легкому течению музыкального голоса, откровенным, открытым манерам, можно было подумать, что эта встреча со странной и красивой девушкой была самым обыденным делом.

      – Вы довоьны? – повторил он, пока Стелла молчала, пытаясь побороть очарование его простых и прямых манер. – Если нет, то, может быть, этого хватит? – и, взяв кнут, крепкий охотничий хлыст, обеими белыми руками, он сломал его пополам так легко, как если бы это была тростинка, и перебросил через плечо.

      Стелла покраснела, но рассмеялась, и ее темные глаза смотрели на него с серьезной лукавостью.

      – Разве это не выглядит так, как будто вы боитесь, что не сдержите своего обещания?

      Он улыбнулся ей.

      – Так и есть, – сказал он, – вы правы; возможно, я поддался искушению, превышающему мои силы. Она – зверь с дурным характером, а я – другое. Почему вы смеетесь?..

      Он замолчал, его голос изменился так же неуловимо, как у какого-нибудь музыкального инструмента.

      Стелла на мгновение заколебалась.

      – Прошу вас, скажите мне, я не обижусь.

      Она засмеялась и вцепилась одной рукой в сирень, глядя на него сверху вниз.

      – Я думала о том, как хорошо, что она не может выпороть вас. Это несправедливо, так как вы оба такие вспыльчивые, что наказать следует не только одного.

      Он не засмеялся, как сделал бы другой человек, но в темных глазах промелькнула удивленная насмешка, какая могла бы сверкнуть в глазах гигантского Гулливера, когда какой-нибудь лилипут ударил его палкой размером с булавку; и губы его приоткрылись в улыбке.

      – Это было естественное отражение, – сказал он после паузы. – Вы позволите мне помочь вам спуститься?

      Стелла покачала головой. Каким-то образом она чувствовала себя в безопасности там, наверху, над ним, где только темные глаза могли дотянуться до нее.

      – Спасибо, нет, я собираю