Стелла. Чарльз Гэвис

она так знаменита?

      – Совершенно верно, да; это как раз то самое слово. Она знаменита.

      – Чем, дядя? Она великая актриса, художница, музыкант, кто она?

      – Она – то, что в наши дни мир считает намного выше любого из классов, которые ты назвала, Стелла, – она великая красавица.

      – О, это все! – коротко сказала Стелла.

      – Все! – повторил он, забавляясь.

      – Да, – и она кивнула. – Это кажется так просто.

      – Так просто! – и он засмеялся.

      – Да, – продолжала она, – это очень просто, если тебе посчастливилось родиться таким. В этом нет никакой заслуги. И это все, чем она является?

      На мгновение он был поражен ее невозмутимостью.

      – Ну, возможно, я был едва ли справедлив. Как ты говоришь, очень легко быть великой красавицей, если вы ею являетесь, но это довольно сложно, если вы ею не являетесь; но Ленор нечто большее, чем это, она чародейка.

      – Так-то лучше, – заметила Стелла. – Мне это нравится. И как она очаровывает? Она держит ручных змей и играет им музыку, или гипнотизирует людей, или что?

      Художник снова рассмеялся с большим удовольствием над ее наивностью.

      – Ты настоящий циник, Стелла. Где ты научилась этому трюку; у своего отца, или это естественный дар? Нет, она не держит ручных змей, и я не знаю, овладела ли она искусством гипноза, но при всем этом она умеет очаровывать. Во-первых, она, действительно и по-настоящему, очень красива…

      – Скажи мне, какая она? – мягко перебила Стелла.

      Старик на мгновение остановился, чтобы раскурить трубку.

      – Она очень красивая, – сказал он.

      – Я знаю, – сказала Стелла мечтательно и с легкой улыбкой, – с желтыми волосами и голубыми глазами, розово – белым цветом лица, голубыми венами и крошечным ртом.

      – Все не так, – сказал он со смехом. – Ты, как женщина, изобразила фарфоровую куклу. Ленор так непохожа на фарфоровую куклу, как только можно себе представить. У нее золотые волосы, это правда, но золотые волосы, а не желтые; есть разница. Ее глаза не голубые, они фиолетовые.

      – Фиолетовые!

      – Фиолетовые! – серьезно повторил он. – Я видел их такими же фиолетовыми, как цветы, которые растут вон там на берегу. Рот у нее не маленький; еще не было женщины, стоящей фиги, у которой был бы маленький рот. Он довольно большой, по сравнению с остальным, вот тогда это – рот.

      – Выразительный? – тихо сказала Стелла.

      – Красноречивый,– поправил он. – Такой рот, который может многое сказать изгибом губ. Ты думаешь, я преувеличиваю? Подожди, пока не увидишь ее.

      – Я не думаю, – медленно проговорила Стелла, – что мне особенно хочется ее видеть, дядя. Это напоминает мне о том, что говорят о Неаполе – увидеть Неаполь и умереть! Увидеть Ленор и умереть!

      Он рассмеялся.

      – Ну, это не совсем ложь; многие видели ее, многие мужчины, и были готовы умереть за любовь к ней.

      Стелла тихо рассмеялась.

      – Она, должно быть, очень красива, раз ты так говоришь, дядя. Она тоже очаровательна?

      – Да,