Стелла. Чарльз Гэвис

не позволяй воздуху дуть на меня, дядя, а то я растаю, – засмеялась Стелла.

      – Честное слово, я почти склонен так думать, – пробормотал он.

      Затем они сели в экипаж. Миссис Пенфолд осторожно расправила короткий шлейф презираемого сатина, и они тронулись.

      – Как тебе все это удалось? – спросил старик, совершенно сбитый с толку.

      – Я чувствую себя довольно странно, изображая блестящую молодую леди. И я чувствую себя … напуганной до смерти, – сказала Стелла, слегка вздохнув и рассмеявшись.

      – Тогда ты скрываешь свою тревогу с бесконечным искусством, – парировал он.

      – В том-то и дело, – согласилась она. – Мое сердце бьется, как паровой молот, но, как индеец на костре, я полна решимости улыбаться до конца. Они будут очень ужасны, дядя, не так ли?

      – Кто? – спросил он.

      – Графиня и образец … я имею в виду леди Ленор Бошамп. Мне придется быть осторожной, иначе я буду называть ее образцом в лицо. Что бы она сделала, дядя?

      – Улыбнись и пройди мимо с любезным видом, – сказал он, смеясь. – Ты умная и смелая девочка, Стелла, но даже ты не смогла бы "воспрянуть духом", как мы говорили в мои школьные годы, от леди Ленор.

      – Я не умна, и я дрожу, как мышь, – сказала Стелла, жалобно надув губки. – Ты ведь будешь рядом со мной, дядя, не так ли?

      Он рассмеялся.

      – Я думаю, ты вполне способна защитить себя, моя дорогая, – сказал он. – Никогда не знал никого из твоего пола, кто не мог бы.

      Экипаж с грохотом пролетел над мостом и въехал на длинную аллею, и Стелла, выглянув, увидела огни дома, сияющие в конце перспективы.

      – Какое это великолепное место, – пробормотала она почти про себя. – Дядя, у меня такое чувство, как будто я вот-вот войду в другой мир; и я думаю, что так оно и есть. Я никогда в жизни раньше не видела графиню; меня заперли в четырех стенах школы. Если она скажет мне хоть слово, я умру.

      Он засмеялся и начал нащупывать рисунок, который принес с собой.

      – Ты не найдешь ее такой уж ужасной, – сказал он.

      Наконец экипаж добрался до конца проспекта и, обогнув широкую подъездную аллею, направился к главному входу.

      Он возвышался над ними такой большой и внушающий благоговейный трепет, что сердце Стеллы, казалось, упало; но она снова покраснела, когда два высоких лакея в пышных, но не роскошных ливреях спустились по широким ступеням и открыли дверь. Она не позволит им увидеть, что она … боится. Испугалась; да, это было то слово, которое описывало ее чувства, когда ее ввели в зал, и она оглядела его необъятность.

      Несколько других лакеев стояли с серьезными лицами, и горничная, одетая в черное, в безупречном муслиновом чепце, вышла вперед, как показалось Стелле, торжественными и величественными шагами, и почти благоговейным шепотом спросила ее, не поднимется ли она наверх; но Стелла покачала головой и собиралась размотать шаль, когда горничная быстрым, но почтительным движением взяла на себя задачу, выполнив ее с величайшей осторожностью и вниманием.

      Затем ее дядя