Чёрная сова. Сергей Алексеев

чужой боли и некой будоражащей, колкой энергии, источаемой от его слов.

      – Не надо исповедей. – со скрываемым отвращением вымолвил он. – И так все знаю. Лучше молчи. Я тебе не поп!

      – Но мне надо выговорить, выскрести все из души. – как то кисло пожаловался бывший бравый капитан, сглотнул пустым горлом, прокатывая комок или шар по гортани.

      Андрей же почему-то вспомнил, как они парились в бане на заставе и Жора глотал не жуя, вареные яйца.

      – Слушать не хочу. – отрезал он. – И не могу.

      – Твоя воля, брат. – покорно согласился однокашник. – Ждал, думал, выслушаешь…

      – У тебя, наверное, есть, кому слушать!

      – Есть. – согласился новобранец Егорий. – Только я хотел сказать…. То, что никому не смогу сказать, даже духовнику. Но ты справедливо меня осадил, благодарствую. Во мне еще столько грязи, обиды! Которая не отстоялась, не вызрела, как грязь…

      – С какой стати в Норильске погранзона? – усмиряя кипение чувств, спросил Терехов. – Мне сказали, открытый промышленный город…

      Жора пожал плечами.

      – Весь Таймыр – особая зона. С севера у нас граница почти не прикрыта.

      – Не было печали… И что посоветуешь?

      – Не посоветую – помогу. – вдруг с готовностью заявил однокашник. – Ты женитьбу затеял, чтоб паспорт поменять?

      – Ну.

      В голосе его все-таки послышалось облегчение.

      – Так и понял… Только в милицию с обменом не суйся. Ее сразу арестуют, она во всех розыскных базах забита, я проверял. Найди надежного человека в МВД, и через него, за деньги… У меня есть один продажный лакей!

      – Уже нашел, дальше что?

      Жора поплутал взглядом по монастырскому двору, испытывая явное желание посмотреть однокашнику в лицо.

      – Смотри, чтоб не обманули. А то и бабки получат, и сдадут потом.

      – Как сделать, чтоб не сдали?

      Он помедлил, разглядывая ботинки Терехова и вроде бы даже усмехнулся.

      – Наивный ты человек, Шаляпин. Может, у тебя что-то и получится с Таймыром. Ты чище меня…

      И осекся, вспомнив, что обещал избавить однокашника от исповеди. Наверное, он нарушал монастырские правила и этикет, учил мирского человека дурному, однако в армии курс молодого бойца потому и назывался карантином, что там выявлялись и лечились все болезни, и не только физические.

      – Снимай на телефон, на диктофон пиши все разговоры. – со вздохом сожаления заговорил Жора. – Прямо в наглую, без стеснения, чтоб искушений не было. Хотят бабок – поймут и стерпят. Такой у них бизнес.

      Терехов пожалел, что сам не догадался сделать этого с паспортистом, хотя привязать его на короткую цепь еще было можно, когда придется передавать фотографии, потом свидетельство о браке и отдавать всю сумму окончательного расчета.

      – И будь осторожен, никому не доверяй. – продолжал учить послушник, напрочь забыв где находится и в каком он теперь положении. – Если проколешься на каком-то этапе, за тобой установят слежку, оперативное наблюдение. Почаще отслеживай хвосты. Но могут подослать хорошего знакомого, даже лучшего