«Играя с мраком блюз». Петр Альшевский

взреветь от пейзажа под дубом

      где вас обучает компьютерным играм

      седой патриарх в монастырской спецовке

      знающий дело

      бурчащий массовке:

      «Не заслоняйте поникшего бога

      братайтесь с надеждой увидеть мессию

      он выбирает не нас

      не Россию

      погода чудесна. Стрельба – к переменам

      сытая жизнь разгоняет по венам

      неверие в близость ужасной развязки

      положат мой труп не на снег

      на салазки

      протащут их лесом

      рванув, опрокинут

      сейчас я здоров, но не меньше покинут

      гляжу в свою суть, как Коперник на звезды

      сподвижники серы

      тупы, малорослы

      ноющий свет закрепляет желудок

      танцующий Кришна туманит рассудок

      я бы порвался гитарной струной

      будь я храбрее. Будь я собой».

      Радуга сверху, ноги в тепле

      пожелтевший лазурный, тебя не понять.

      Меня не унять

      я родился таким

      в надвинутой шляпе, со шрамом над глазом

      ломающим кактус нетвердой рукою

      накормлен землей

      обеспечен иною

      гордостью места, куда мне вернуться

      еще предстоит, налакавшись из блюдца

      кислящей отравы, непальского яда

      я – атом, блоха

      истребитель, монада

      простуженный Лейбниц догнал меня в мыле

      «Мы это были? Не мы. Мы не были.

      Казалось, что будем, но сбились с дороги

      взывали к свинье

      обивали пороги…» – я не дослушал.

      Запомнив в лицо, монотонно пошел

      познавать себя дальше транзитом до сфер

      недоступных для взглядов

      строителей тиров с живыми гусями.

      Завтра я встану. Сегодня я лягу.

      Лоб источает соленую влагу

      сотру ее платьем, забытым Еленой

      она в меня верит.

      Загрустившей Сиреной манит принять

      подзывающий берег

      как Одиссея с гранатой зажатой

      между литых ягодиц

      «Ну, раздевайся скорей – будет блиц».

      Приходит утро. Жизнь уходит.

      С восходом солнца стало меньше

      минут, отпущенных на бег. На стук.

      На ласки с крокодилом

      заплывшим в ванну через шов

      в пространстве куба из миров

      благой сансары.

      Мы пропадем.

      Узнаем худшее, свернем

      нам надо думать.

      Ни о чем. И только так, тогда поймем

      суровый замысел Системы

      поющих нищих

      стон Венеры

      она звалась и Афродитой —

      порочна, чувственна, но праздна

      от связей с смертными заразна

      вся в белой пене, с дурным глазом

      меня рвало.

      Над унитазом.

      Я что-то съел той звездной ночью

      читая скрученный пергамент

      где говорилось о Египте

      словами предков Бомарше.

      Кому-нибудь я вырву ноги.

      Напьюсь,