Стрелок. Митральезы для Белого генерала. Иван Оченков

есть случиться? – широко распахнул глаза вообще ничего не сообразивший фон Левенштерн.

      – Все было зашибись, братан, – тихо, практически про себя, ответил Будищев. – Даже никто не подрался.

      На самом деле, он уже злился на себя за то, что не сдержался и выдал себя своему врагу раньше времени. Просто в описании, данном Бриллингом, он сразу же узнал Люсию Штиглиц, и это почему-то неприятно задело его.

      – Все в порядке, барон, – поспешил успокоить хозяина лейтенант. – Просто нам, действительно, уже пора. Честь имею!

      Возвратившись к себе в палатку, Дмитрий хотел было что-нибудь пнуть с досады, но заметив, что Федор мирно спит, решил не шуметь. В самом деле, злиться следовало только на себя. Ну, какое ему дело до хвастовства бывшего лейб-гусара? Хочет из себя корчить героя-любовника, да и флаг ему в руки… пусть потешится перед смертью! Еще пару дней потерпеть, и словил бы господин Бриллинг шальную пулю от неведомого джигита. «Царство Небесное», как говорится. Спи спокойно, дорогой товарищ, мы за тебя отомстим. Тьфу!

      А теперь что? Пока не начался поход, люди просто звереют от скуки. Так что о ссоре моряка и таманца завтра не будут знать только глухие. То, что один из них хорошо стреляет, причем на такие дистанции, что местным стрелкам и не снилось, многим хорошо известно. И вот как теперь господина хорунжего на тот свет отправлять? Его там вообще-то черти заждались и подельникам без него скучно…

      Занятый такими мрачными мыслями, Будищев машинально стащил с ног сапоги, надетые по случаю гулянки у Левенштерна, и скинул китель, После чего растянулся на своем тюфяке и, взведя по привычке курок у «смит-вессона», неожиданно быстро уснул.

      – Граф, вставай, – выдернул его из сонного забытья встревоженный голос Шматова.

      – Не вставай, а вставайте, – зевнул он, переворачиваясь на другой бок.

      – К табе посыльный пришел из штабу!

      – Не к «табе», а к вам, – отозвался Дмитрий, пытаясь натянуть на глаза шинель, заменявшую ему в холодные ночи в пустыне одеяло.

      – Да на хрена он нам нужен! – рассвирепел обычно кроткий Федор и решительно дернул своего «барина» за торчащую из-под шинели босую ногу. – Людским языком табе сказано, пришел посыльный! Скобелев требует!

      – Бррр, – удивленно потряс головой кондуктор. – А зачем?

      – А вот не доложили мне, – огрызнулся денщик.

      – Ладно, – подскочил уже совершенно проснувшийся Будищев. – Умыться есть из чего?

      – И умыться есть, и побриться, а чаю попьешь, когда вернешься от генерала.

      – А если он меня пошлет, куда Макар телят не гонял?

      – Значит, не попьешь.

      – Дай хоть просто холодной воды, а то в горле пересохло…

      – Пить надо меньше.

      – Федя, блин!

      – Я уже двадцать пятый год как Федя, – буркнул в ответ Шматов, подавая стакан воды, перемешанной с клюквенным экстрактом.

      В штабной кибитке его, помимо мрачного как черт Скобелева, ждали командир таманцев полковник Арцишевский и начальствовавший над моряками лейтенант Шеман.