«Постояльцы черных списков». Петр Альшевский

«кто возле огня – близок к Богу, кто посреди зверей – посреди Бога…» и ждал, когда же она на его глазах возьмется помирать: Полина Сергеевна заставляла «Бурлака» не отводить от нее глаз. Чтобы и она от него – и в полночь, и под утро; Антон Евгленов спит рядом с ее кроватью, спит на полу, можно сказать, и не спит, а если на минуту и задремлет, то она его будит, выводя из дремы раздражающими ударами дубовой палки.

      Сама она совсем не спит – вероятно, спит, но «Бурлак» Евгленов никак не улавливает промежутки отсутствия ее чувств в реальности, а она «Бурлака» палкой лупит и лупит; Евгленову помимо всего остального, надо ходить на работу, но она о его работе не хочет и слышать, и Антон Евгленов никуда не ходит. Целыми днями глядит на тетку и, грешным делом, дожидается ее смерти.

      Тетка пока не торопиться.

      «Бурлак» Евгленов уже на грани. И он не возражает – тут адом закончу, там раем начну, надеется Антон.

      Не называя свой нынешний адрес белокурой гордости авторитетного модельного агенства Татьяне Седоновой.

      Я – столб соляной, ты – вода из-под крана.

      Но лейся, лейся, подтачивай. Когда упаду, увернись – перенеся временный рызрыв с «Бурлаком» Евгленовым без дегенератских проклятий и босяцкого надрыва, Татьяна Седонова копит деньги. После перехода на более высокую ступень общественного признания у нее, названной Евгленовым «неподходящим предметом для томяще-щемящей поэзии» есть для этого все возможности – Татьяна складывает тысячу к тысяче и замечает за своей головой некоторые изъяны.

      Изъяны своей головы она видит в том, что вся сила ее мысли стала тратиться теперь лишь на одно: как бы ей копить наличные. Раньше, в результате ночных пересудов с любящим деньги «Бурлаком» Евгленовым она нередко думала и о доктрине четной единицы и об узелковом письме, но в нынешние дни она размышляет только о них.

      Копить, пополнять, много, больше, I, me, mine, такое направление мыслительной деятельности Татьяну разочаровало.

      В соцветье голых королей мне не задать мои вопросы: кто выжрал с раками елей? к кому под дверью эскимосы?

      Вникни… вникаю… взяв накопленное, Татьяна Седонова понесла деньги в церковь. С чистым сердцем пропихнула в щель для пожертвований, и утешающие благовония, странные звуки в спертом воздухе; щербатый мужчина в рясе смотрит на действия Татьяны Седоновой и от нетерпения отчаянно шебуршит пальцами на ноге в правом ботинке: будет чем жену с детишками порадовать, подумал он, будет… йес!… славься!

      Татьяна Седонова засунула все купюры вплоть до последней, которую она милосердно протянула попу; она хотела просунуть и ее, но, увидев, что у выкатившего глаза господина в рясе лопнул правый ботинок, сердобольно вздохнула и передумала.

      – Это вам, – сказала она.

      – Благодарствую… – поклонился поп.

      – Жизнь у вас бедная, – сказала Татьяна Седонова, – вот и ботинок уже так износился, что прямо при мне лопнул. Купите себе новые и если вам не трудно за меня помолиться,