Последний властитель Крыма (сборник). Игорь Воеводин

сказочную долину, где затих город Алмаз, своими темными крылами птица Гамаюн, и уснул город, и успокоился, и вспомнил во сне человек, что он – сын Божий, и в тоске заныло его сердце, будто уже пронзил его Волос, и спал под дождем самолет, и стекали дождинки по фюзеляжу, а ефрейтору-часовому давно уже была смена, и сидел он в жарко натопленной караулке, и слушал «Маяк», а салабоны жарили картошку с мясом и чесноком.

      8 градусов по Цельсию

      – Взвод, подъем!

      Тугая пружина рефлекса выбрасывает тело на центряк казармы из койки раньше, чем включится сознание. Штаны. Портянки. Руки обматывают материю вокруг икр двумя слепыми движениями, ткань ложится ровно, без морщин. Сапоги. Пилотка на голову. Ремень на шею. Куртку в руки. Строй.

      Сорок пять секунд.

      Еще не проснувшийся взвод выровнял строй.

      – Равняйсь! Смирно!

      Майор Зубаткин, комендант Алмазинского гарнизона, прошел вдоль строя. Спертый воздух казармы вырывался на волю сквозь распахнутые дневальными двери, промозглое утро вливалось внутрь.

      Комендантский взвод – тридцать рослых крепких парней – глазами ели офицера.

      – Значит, так, бойцы, – начал майор. – Получена ориентировка, что с прииска Лебединое похищена крупная партия золота. Задача – перекрыть трассу, протрясти все кильдымы (кильдым на армейском сленге – укромное место) и блатхаты, опергруппам и патрулям перейти на круглосуточное дежурство. Все ясно?

      – Так точно, товарищ майор! – гаркнул взвод.

      – Ведите взвод в столовую. Зарядка отменяется. – Майор кивнул сержанту Загоруйко. – Потом получать оружие. Старших ко мне на инструктаж!

      – Налеву! – скомандовал сержант, и взвод в одно движение повернулся.

      – Строиться на улице… бегом… арш! – И солдаты кинулись на выход.

      Зубаткин прошелся по опустевшей казарме. Откинутые на спинки кроватей одеяла, перевернутые табуретки. Суточный наряд наводил порядок. Дневальный следил за начальником с тумбочки. Майор прошел мимо решетчатой оружейной комнаты. В углу стояли четыре цинки из-под патронов с трассирующими пулями калибра 7,62, опечатанные личной печатью коменданта. В ящиках было золото. По двадцать пять килограммов в каждом.

      9 градусов по Цельсию

      Зубаткин знал, что делал. Когда он погорел на аморалке в Приволжском округе, перед ним была альтернатива – или в Красноярский край, на станцию слежения «Орион», где который год подряд не просыхали двадцать таких же залетчиков, но зато вокруг были более-менее крупные города и четыре часа лета до Москвы, или сюда, в Алмаз, где офицер спивался за год, потому что вырваться отсюда раньше чем через десять лет не было никакой возможности вообще, только по прошествии этого срока в штабе округа начинали принимать рапорта о переводе.

      Но вокруг были прииски. Золото. Бриллианты.

      И гнить здесь ни десять лет, ни пять, ни три Зубаткин не собирался. Год-полтора – поставил он себе задачу. Год-полтора – присмотреться,