Уроки украинского. От Майдана до Востока. Марина Ахмедова

за Олимпиадой в Сочи по телевизору. Но когда начался штурм, он сказал, что должен быть там, и поехал… Я бы сказал, что он не был счастлив – потому что у него не было детей. Для меня все, у кого нет детей, несчастны… Но у него были его Олимпиады, по переписке он собрал три тысячи автографов олимпийских чемпионов – Вячеслава Третьяка, Льва Яшина, Турищева…

      – Наши дети вставали и бежали сразу к нему, – говорит его жена. – Мои дочки тут следили за порядком, – оборачивается на сервант, в котором за стеклом каждая чашка с блюдцем, каждая статуэтка проложены вышитыми крестиком салфетками. Проход в другую комнату – завешен крахмальным полотном с вышивкой того же орнамента. Я заглядываю туда.

      Всю тесную спальню занимает кровать со вспухшим матрасом. Он туго затянут покрывалом, но все равно бугрится под ним. Сверху лежит подушка с вышитым уголком. На стене за кроватью – ковер.

      – В этом доме незаметно присутствия мужчины, – произношу я.

      – Так понимаете, – отвечает женщина, – он тут с матерью старенькой жил. Она год назад умерла, а мы, по традиции, год ничего не должны после смерти в доме менять. И Богдан тоже погиб двадцатого февраля – в день ее рождения. А первого апреля, когда ему будет сорок дней – это день рождения нашего отца… Я вам скажу, что у меня было предчувствие – двадцатого февраля я пошла в церковь, у нас день траура был. Стою, а у меня слезы текут, текут, текут, – снова подносит она к лицу руку, на которой тускло выделяется узкое обручальное кольцо. – Целую ночь я ему звонила, а он постоянно… вне зоны… Так по-русски говорится? Я просто двадцать пять лет уже по-русски не говорила… Телефон всегда был в кармане. Утром пришло сообщение, что он доступен, я сразу нажимаю на кнопку – «Ты где есть?». Отвечает: «Я уже в Киеве на Майдане». – «Спокойно там у вас?». – «Нет, тут ужас делается. Стреляют. Меня зовут, я по…». Он даже не договорил, а я подумала – ну пошел он и пошел. Включила телевизор, а там – один погибший, второй, десятый…

      – Мы видели, как они за нами шли, – подает голос Андрей. – В полшестого, когда мы уже уходили спать, было нормально – одного убили, пару ранили. А они только приехали, вышли из автобуса и сразу – штурм. Он не умел обращаться со щитком, прятать голову. – Андрей надевает на руку воображаемый щит и, нагнувшись, прячет за ним голову. – Мы только легли, сразу – шур-бур. Встали, начали выносить трупы. И Богдан там тоже был.

      – Мы с ним разговаривали перед смертью, – говорит Богдан, – вот тут собралась вся семья. Мы его спросили: «А если ты жизнь отдашь?» Он ответил: «Пойду без сомнения».

      – А от меня жена ушла – не хотела, чтобы я ехал на Майдан, – говорит Андрей. – Но сердцем и душой я все равно уже был там, а телом здесь. Но тело все равно за душой потянется.

      – Понимаете, – говорит женщина, – мы – семья украинских националистов. Я родилась седьмого декабря, и Богдан сам придумал мне имя – «Это будет Любочка, моя голубочка»… Он был страшным патриотом. Ну, просто у нас есть такое в крови. Мать, когда умирала год назад, она собрала