Голодное пламя. Эрик Аксл Сунд

Но это – между нами. Если все выплывет наружу, мы оба спалимся.

      Хуртиг улыбнулся:

      – Вообще-то я уже послал несколько запросов, на которые надеюсь получить ответ в течение недели.

      – Отлично, Йенс. – Жанетт ответила на улыбку Хуртига. – Ты молодец, но нам придется действовать очень осторожно. Кому ты посылал запросы?

      – По словам Андрича, у парня с Турильдсплан в крови были следы пенициллина, помимо наркотиков и обезболивающего.

      – Пенициллин? И что это значит?

      – Что парень контактировал с кем-то из больничного персонала. Скорее всего, с врачом, работающим с беженцами, которых скрывают и у которых нет документов. Одна моя знакомая работает в Шведской церкви, она обещала назвать несколько имен, насчет которых можно подумать.

      – Вот это да. А я связалась с Женевой, с Управлением верховного комиссара ООН по делам беженцев. – Жанетт чувствовала, как к ней понемногу возвращается представление о будущем, как возникает что-то помимо одного бездонного «сейчас». – И вот у меня появилась одна мысль.

      Хуртиг ждал.

      – Что ты думаешь о составлении профиля преступника?

      Хуртиг с удивлением взглянул на нее.

      – Где мы возьмем психолога, который согласится участвовать в неофициальном… – начал он, и тут его осенило. – А-а, ты имеешь в виду Софию Цеттерлунд?

      Жанетт кивнула:

      – Да, но я еще ее не просила. Хотела сначала поговорить с тобой.

      – Черт, Жанетт, – широко ухмыльнулся Хуртиг, – ты лучший начальник из всех, что у меня были.

      И ведь он на самом деле так думает, поняла Жанетт.

      – Это греет. Сейчас-то я не чувствую себя лучшим в мире начальником.

      Жанетт задумалась о Юхане, о своем разводе. Что же дальше? В эту минуту она ничего не знала о том, что ждет в будущем лично ее. В перспективе угадывалось одинокое бдение над Юханом. Со всей определенностью одинокое. Оке перебрался к своей новой женщине, галеристке Александре Ковальской, на чьей визитной карточке значилось «реставратор». Звучит так, будто она набивает тряпками издохших зверей. Создает мнимую жизнь из того, что умерло.

      – Выйдем, покурим? – Хуртиг поднялся, словно догадавшись, что мысли Жанетт необходимо прервать.

      – Ты же не куришь?

      – Иногда можно сделать исключение. – Хуртиг достал из кармана пачку и протянул Жанетт. – Я не разбираюсь в сигаретах, но вот, купил для тебя.

      Жанетт взглянула на пачку, рассмеялась:

      – Ментоловые?

      Оба надели куртки и вышли на улицу. Дождь начал утихать, над горизонтом виднелась полоса светлого неба. Хуртиг зажег сигарету, передал ее Жанетт и зажег еще одну, себе. Глубоко затянулся, кашлянул и выдул дым из ноздрей.

      – Останешься жить в доме? Потянешь? – спросил он.

      – Не знаю. Но должна попытаться ради Юхана. К тому же у Оке дела пошли, картины начали продаваться.

      – Да, я читал рецензию в «Дагенс Нюхетер». Они такие лиричные.

      – Тошно сознавать, что ты двадцать лет субсидировала его работу, а