Инквизитор. Башмаки на флагах. Том третий. Графиня фон Мален. Борис Конофальский

четырех тысяч человек.

      Но все эти приготовления не сыграли никакой роли. Ничто не помогло задобрить генерала. Фон Беренштайн, только появившись, сразу позвал Волкова к себе.

      – Крепость отстроили, – брюзжал фон Беренштайн, проходя по лагерю. Шел он тяжело, опирался на палку, как старик. – Долго тут сидеть думаете? Пока провизия не кончится?

      – Как приказано было, – отвечал Волков, – велено было сохранить обоз, я и сохранил. Велено было поставить лагерь, я и поставил.

      Другие офицеры шли следом, прекрасно слыша их разговор.

      – Велено вам было лагерь ставить на том берегу реки, – продолжал отчитывать его генерал. – А теперь что?.. Как переправляться думаете на виду у мужичья? Штурмовыми колоннами пробиваться?

      – Я не мог поставить лагерь на том берегу. Это было невозможно, хамы уже ждали меня на этом берегу. Мне пришлось принять бой.

      – Да-да, читал я ваш рапорт. Приняли вы бой и при этом потеряли много людей… Да, кстати, я не вижу ваших прекрасных арбалетчиков. – Генерал остановился и стал притворно оглядываться по сторонам. – Кажется, нет их нигде?

      – Они сбежали во время боя, – не стал врать Волков. Он едва удержался, чтобы не спросить в ответ у генерала: «Где полк фон Клейста и небольшой обоз, что шел с вами?» Слава Богу, что дал ума промолчать.

      А фон Беренштайн не унимался:

      – Вот! Деньги, брошенные на ветер. Жуликам пришлым деньги подарили. Три месяца содержания выдали небось?

      Генерал хотел, видно, намекнуть, что сбежали они неспроста, но Волков пресек эти домыслы.

      – Всего месяц вперед оплатил, – ответил он быстро.

      Генерал махнул на него рукой.

      – Не умеете вы, Фолькоф, даже солдат правильных выбрать. Уж и не знаю, как вы умудрились от государя нашего патент на чин полковника добыть.

      И все это генерал говорил при других офицерах, причем при младших офицерах его же полка. Тут и Рене был, и Хайнквист.

      – Я патента не добывал… – начал было кавалер.

      Но фон Беренштайн оборвал его пренебрежительным жестом.

      – Оставьте, знаю я подобных ловкачей.

      Волков побагровел. Снова едва сдержался, чтобы не ответить грубостью. Сдержался, но у него в который раз за последнее время кольнуло в груди.

      А генерал пошел дальше, оглядывая лагерь и продолжая брюзжать:

      – Ему велено было лагерь поставить, а он форт возвел, да с пушками, чуть не крепость с редутами, видно, до зимы тут собирается сидеть. Пока провиант не кончится. – Он скривился, как от кислого, а потом повернулся к офицерам: – Господа, нам, подобно полковнику, сидеть тут не пристало. Маршала нашего славного с нами нет – что ж, мы сами сподобимся. Отребье и нападает на нас исподтишка, потому как в честном бою тягаться с нами не может. Посему надобно нам, господа, навязать ему нашу волю и склонить к генеральному сражению. Согласны со мной?

      Офицеры ему возражать не смели, соглашались. Волков молчал, хотя, в принципе, тоже был согласен с генералом. И фон Беренштайн