Доверься мне. Мона Кастен

просто что-то не ладится, и тогда для обеих сторон лучшим решением бывает расстаться, прежде чем кто-то из них или они оба нанесут друг другу неизлечимые раны. И что он уверен: где-то наверняка есть кто-то, кто больше ему подходит и кто сделает его по-настоящему счастливым. После случая с Нейтом я слишком хорошо поняла, что он подразумевал под «неизлечимыми ранами».

      Быстрыми шагами я подбежала к нашему месту у окна и плюхнулась на скамейку напротив него. Она опасно скрипнула, но мне было все равно.

      – Привет, пап.

      – Может, в следующий раз разбежишься еще сильнее? – откликнулся он.

      – Ну, только если ты покроешь ущерб, – заявила я и размотала шарф.

      Он раскатисто рассмеялся и перегнулся ко мне через стол, после того как я разделась.

      – Как дела, Воробушек?

      – Очень хорошо. Сдала эссе на этой неделе и поработала моделью для своей соседки по комнате.

      Папа так стукнул кулаком по столу, что зашатался керамический горшок с искусственным цветком.

      – Не может быть! Как это случилось?

      К нам подошла официантка, чтобы принять заказ, и только после этого я рассказала, как мы с Сойер сблизились. И при этом не упустила ни единой детали, включая то, как меня заперли в ванной в общежитии братства.

      – Если этот пацан попадется мне на глаза, я ему устрою. – Папины кустистые брови низко сошлись над переносицей, из-за чего между ними почти не осталось места и почти казалось, что у него монобровь.

      – С удовольствием бы на это посмотрела, – отозвалась я, помешивая свой чай со льдом.

      – Зато теперь вы лучше ладите, а значит, эта ситуация принесла и что-то хорошее.

      – Ну, такими уж подружками мы тоже не стали, – пробурчала я и вспомнила вчерашний день. С тех пор Сойер не обменялась со мной ни словом.

      – Это придет, Воробушек. Судя по тому, что ты раньше мне о ней рассказывала, она производит впечатление очень закрытого человека. Некоторым людям требуется больше времени, чтобы подпустить к себе других.

      Я убрала челку со лба и грустно взглянула на отца.

      – На этот раз я облажалась, пап.

      – Каким образом? – спросил он и оперся локтями о грубый стол.

      – Она выяснила, что я публикую книги. А я ведь… хотела сохранить это в тайне.

      – Когда-нибудь все твои друзья так или иначе об этом узнают, Доуни. Самое позднее, когда ты ворвешься в списки бестселлеров.

      Я улыбнулась. Папа был в курсе, что я писала истории, пускай я и сказала ему, что он ни в коем случае и ни при каких обстоятельствах не должен их читать. Тогда он спросил почему. Я молча показала ему обложку «Приручи меня» с обнаженным мужчиной, который прикрывал свое достоинство шляпой.

      Папа больше не задавал вопросов.

      – Знаю. Но до тех пор я просто наслаждаюсь жизнью абсолютно нормальной студентки, которую не травят из-за необычного хобби. То, что Сойер теперь все известно, выбило меня из колеи, и я паршиво отреагировала.

      – Извинись