Лето на Парк-авеню. Рене Розен

не знаю, – сказала я, хотя уже решила последовать совету Элейн, то есть помалкивать.

      Он тяжело сглотнул, и его симпатичное лицо чуть побледнело.

      – А что ты, собственно, делаешь для Хёрста? – спросила я, закрывая меню и откладывая в сторону.

      – Я каждый день задаю себе этот вопрос, – он покачал головой, поглядывая по сторонам.

      Я решила, что не дам ему разжалобить себя такой самоиронией.

      – Я серьезно: в чем твои обязанности?

      – Если ты так хочешь знать, я, по большому счету, мальчик для битья и на побегушках у Берлина, Димса и Дюпюи.

      Едва сказав это, он принял смущенный, даже озадаченный вид, словно такая откровенность была не в его манере.

      – Ну, скажешь тоже, – я старалась не размякать, хотя чувствовала, как дрожит мой панцирь; мне плохо удавалась роль садистки. – А я слышала, ты восходящая звезда у Хёрста.

      Я сказала это с невозмутимым видом, дав понять, что не очень ему верю.

      – Что ж, я этого как-то не чувствую. Я выполняю массу рутинной работы. Каждый день я должен доказывать свою пользу.

      – Ты поэтому хотел, чтобы я шпионила за миссис Браун?

      Он скривился.

      – Мне бы не хотелось, чтобы ты так это называла, – он достал сигарету и, прикурив от золотой зажигалки, звонко захлопнул крышку. – Я себе это в заслугу не ставлю. Я парень не плохой, клянусь. Ты мне веришь?

      – Какая тебе разница, что я о тебе думаю?

      – Не знаю, но разница есть.

      Он пожал плечами, хотя мы оба понимали, что он не хотел, чтобы я обращалась к его боссам. Он одарил меня своей фирменной улыбкой, словно рассчитывая выйти сухим из воды привычным способом.

      Я не поддавалась его чарам. Какое-то время мы сидели молча.

      Подошел официант и принял наш заказ: нечто под названием «Les Quenelles de Brochet au Champagne» для меня и стейк «тартар» с «Pommes Gaufrettes» для Эрика.

      – Если хочешь правду, – сказал он, когда официант удалился, – я был в отчаянии, когда попросил тебя насчет Хелен, – он уже не улыбался и, видимо, испытывал потребность выложить все начистоту. – Я в последнее время в такой запарке, что не могу себе позволить потерять работу. Журнальный бизнес – это отдельный мир. Ходят разговоры и… В общем, – он взмахнул руками, как бы отбрасывая неудачную формулировку. – Я знал, что Хёрст не в восторге от назначения Браун, и искал способ заработать побольше очков. Я прокололся и искренне сожалею.

      Похоже, он говорил правду, и я поняла, что не способна на жестокость, даже к Эрику Мастерсону. Я высказала свою точку зрения, и ни к чему было муссировать ее.

      Так что мы принялись болтать о всякой всячине – о погоде и текущих выставках – пока нам не принесли еду: ему горку сырого говяжьего филе и причудливо нарезанной жареной картошки за немыслимую цену, а мне рыбу в тесте под жирным соусом с шампанским. Все было довольно вкусно, но я заметила, что Эрик почти не ел.

      – Я вкалывал как проклятый, чтобы оказаться, где я есть, – сказал он, возвращаясь к прежней теме, очевидно, не дававшей ему покоя. – Мне эту должность никто не поднес на блюдечке с голубой каемочкой.

      – Я этого