Юмористические рассказы. Аркадий Аверченко

любовник на выходах – Клеопатров, которого она содержала, а Лучезарская насплетничала, что он в бутафорской шлем украл – его и уволили среди сезона. Вы меня извините, сейчас мой выход минут на пять, если хотите – подождите… я вернусь, еще поболтаем. Ужасно, знаете, мне с моими взглядами жить среди этой грязи и сплетен. Я сейчас!

      Он ушел. Я остался один.

      Дверь скрипнула, и в уборную вошел Фиалкин-Грохотов, весело что-то насвистывая.

      – Васьки нет? – спросил он благодушно.

      – Нет, – ответил я, вежливо раскланиваясь. – Очень рад с вами познакомиться – вы прекрасно играли!

      Лицо его сделалось грустным.

      – Я мог бы прекрасно играть, но не здесь. Я мог бы играть, но с этим… Эрастовым! Знаете ли вы, что этот человек в диалоге невозможен? Он перехватывает реплики, не дает досказывать, комкает ваши слова и своими дурацкими гримасами отвлекает внимание публики от говорящего.

      – Неужели он такой? – удивился я.

      – Он? Это бы еще ничего, если бы он в частной жизни был порядочным человеком. Но ведь его вечные истории с несовершеннолетними гимназистками, эта подозрительно счастливая игра в карты и бесцеремонность в займах – вот что тяжело и ужасно. Кстати, он у вас еще взаймы не просил?

      – Нет. А что?

      – Попросит. Больше десяти рублей не одолжайте – все равно не отдаст. Я вам скажу: он да Лучезарская…

      В двери послышался стук.

      – Можно? – спросила Лучезарская, входя в уборную. – Ах, извините! Очень рада познакомиться!

      – Ну, что, голуба? – приветливо сказал Фиалкин-Грохотов, смотря на нее. – Что он там?..

      – Ужас что такое! – страдальчески ответила Лучезарская, поднимая руки кверху. – Это такой кошмар… Все время путает слова, переигрывает, то шепчет, как простуженный, то орет. Я с ним совершенно измоталась!

      – Бедная вы моя, – ласково и грустно посмотрел на нее Фиалкин-Грохотов. – Каково вам-то.

      – Мне-то ничего… У меня сегодня с ним почти нет игры, а вот вы… Я думаю, – вам с вашей школой, с игрой, сердцем и нервами, после большой столичной сцены… тяжело? О, как мне все это понятно! Вам сейчас выходить, милый… Идите!

      Он вышел, а Лучезарская нахмурила брови и, наклонившись ко мне, озабоченно прошептала:

      – Что вам говорил сейчас этот кретин?

      – Он? Так, кое-что… Светский разговор.

      – Это страшный сплетник и лгун… Мы его все боимся как огня. Он способен, например, выйти сейчас и рассказать, что застал вас обшаривающим карманы висящего пиджака Эрастова.

      – Неужели? – испугался я.

      – Алкоголик и морфинист. Мы очень будем рады, если его засадят в тюрьму.

      – Неужели? За что?

      – Шантажировал какую-то богатую барыню. Теперь все раскрылось. Я очень буду рада, потому что играть с ним – чистое мучение! Когда он да эта горилла – Эрастов на сцене, то ни в чем не можешь быть уверенным. Все провалят!

      – Почему же режиссер дает им такие ответственные роли?

      – Очень просто! Эрастов живет с женой режиссера, а тому только этого и надо, потому что ему не мешают тогда