Юмористические рассказы. Аркадий Аверченко

и незабвенный русский сатирик Н. В. Гоголь, сквозь слезы смеявшийся над дореформенной Русью и заклеймивший своим талантливым пером взяточничество и отечественную косность.

      3) Все подписчики, внесшие деньги до первого января, получат роскошное издание “Наши депутаты”. Перед читателем пройдет здесь ряд “лучших людей страны”, призванных залечить раны и уврачевать нашу матушку Россию. Всякий может запечатлеть в сердце дорогие черты, внеся деньги до первого января (на год 6 руб., полгода 3 руб. 50 коп.)»

      Бильбокеев перевел дух.

      – Хорошо?

      – Здорово. О Гоголе метко сказано. Именно что – не щадя затрат! Спасибо.

      Роздеришин пожал Бильбокееву руку, а тот ухмыльнулся и сказал:

      – Все-таки я думаю сверху написать: «Не прибегая к широковещательным рекламам»… А?

      Подмостки

      Я сидел в четвертом ряду кресел и вслушивался в слова, которые произносил на сцене человек с небольшой русой бородой и мягким взглядом добрых, ласковых глаз.

      – Зачем такая ненависть? Зачем возмущение? Они тоже, может быть, хорошие люди, но слепые, сами не понимающие, что они делают… Понять их надо, а не ненавидеть!

      Другой артист, загримированный суровым, обличающим человеком, нахмурил брови и непреклонно сказал:

      – Да, но как тяжело видеть всюду раболепство, тупость и косность! У благородного человека сердце разрывается от этого.

      Героиня, полулежа на кушетке, грустно возражала:

      – Господа, воздух так чист, и птички так звонко поют… В небе сияет солнце, и тихий ветерок порхает с цветочка на цветочек… Зачем спорить?

      Обличающий человек закрыл лицо руками и, сквозь рыдания, простонал:

      – Божжже мой! Божжжже мой!.. Как тяжело жить!

      Человек, загримированный всепрощающим, тихо положил руки на плечо тому, который говорил «Божже мой!».

      – Ирина, – прошептал он, обращаясь к героине, – у этого человека большая душа!

      На моих глазах выступили слезы.

      Я, вообще, очень чувствителен и не могу видеть равнодушно, даже если на моих глазах режут человека. Я смахнул слезу и почувствовал, что эти люди своей талантливой игрой делают меня хорошим, чистым человеком. Мне страстно захотелось пойти в антракте в уборную к тому актеру, который всех прощал, и к тому, который страдал, и к грустной героине – и поблагодарить их за те чувства, которые они разбудили в моей душе.

      И я пошел к ним в первом же антракте.

      Вот каким образом познакомился я с интересным миром деятелей подмосток…

* * *

      – Можно пройти в уборную Эрастова?

      – А вы не сапожник?

      – Лично я не могу об этом судить, – нерешительно ответил я. – Хотя некоторые критики находили недостатки в моих рассказах, но не до такой степени, чтобы…

      – Пожалуйте!

      Я шагнул в дверь и очутился перед человеком, загримированным всепрощающим.

      – Ваш поклонник! – отрекомендовался я. – Пришел познакомиться лично.

      Он был растроган.

      – Очень