Алмазный фонд Политбюро. Юрий Гайдук

сунула в лицо какую-то бумагу, заявив при этом, что она имеет точную информацию о том, что контрреволюционные элементы прячут на территории миссии оружие, и она имеет полное право провести здесь обыск. Это была явная чушь, ложь и наговор, о чем я и сказал ей, однако госпожа Яковлева будто не слышала моих возражений и приказала своим людям начинать обыск.

      Самарин верил и не верил услышанному. Но уже потому, КАК все это выплескивалось из руководителя Швейцарской миссии в Петрограде, можно было не сомневаться в том, насколько трудно и больно вспоминать ему тот страшный день. В какой-то момент Одье замолчал, видимо еще раз переживая то унижение, которое он испытал при обыске, промокнул платком уголки губ и только после этого постарался закруглить свой рассказ:

      – Последствия этого «обыска» вы имеете возможность видеть сами, но это всего лишь сотая доля того, что господа чекисты оставили после себя на самом деле. Развороченный паркет, изуродованные подставки под вазы, которые сами по себе стоят баснословных деньг, содранные со стен картины, под которыми они искали тайники, а также сорванные с перил резные набалдашники из красного дерева, под которыми, судя по всему, пригретые мной контрреволюционные элементы должны были прятать бомбы, гранаты и револьверы. Но это еще можно было хоть как-то объяснить, а вот тот факт, что они стали выносить из дома китайские вазы, которые могли бы украсить любой музей мира, фигурки, вырезанные из полудрагоценных камней, китайские статуэтки и картины известных художников, к тому же стали выковыривать из эфесов развешанных по стенам кинжалов и сабель драгоценные камни – это уже напоминало откровенный грабеж, о чем я и сказал госпоже Яковлевой.

      – И что она?

      – Приказала своим людям искать дальше.

      – Ну а опись изъятого? Она приказала ее сделать?

      На губах Одье вновь застыла саркастическая ухмылка.

      – О чем вы говорите? Опись… Была бы опись, я бы не стал жаловаться вам в жилетку на подобный произвол.

      Самарин вопросительно уставился на швейцарского посланника. Даже если учитывать всю ту праведную обиду на петроградских чекистов, которая черным наростом скопилась в душе Одье, и то его слова несли в себе нечто более страшное, нежели всплеснувшийся гнев. Оттого и спросил осторожно:

      – Вам не показалось, что госпожа Яковлева не полная дура и не враг самой себе, чтобы проводить подобные «обыски» на территории иностранных миссий? К тому же она должна была представлять себе, чем конкретно может закончиться для нее подобный «обыск». Принятый Совнаркомом Декрет о защите собственности иностранцев еще никто не отменял.

      – Вот и я думаю, что не дура, – согласился с ним Одье. – И я не сомневаюсь, что она не могла не догадываться, на какой риск идет, когда ворвалась на территорию миссии и перевернула весь дом.

      – Выходит, рисковала осознанно?

      – Думаю, да.

      – И что же она искала?

      Одье отпил из чашечки глоток кофе, поставил ее на стол, прошелся вопросительным взглядом по лицу Самарина, словно